В течение положенных по закону двадцати четырех часов содержания под стражей он ни в чем не признался. Он смотрит на меня спокойно и задумчиво, лоб его слегка нахмурен. Из-за очков внимательный и умный взгляд. Симпатичен. У меня сложилось такое впечатление, и я не отбрасываю его.
Весь этот осмотр занял не более полминуты.
Теперь обязательные формальности. Таковы требования статьи 114 уголовно-процессуального кодекса. Уточнение личности обвиняемого. Перечисление вменяемых ему проступков. Предупреждение, что он имеет право воздержаться от любых заявлений. Выбор адвоката. Предъявление обвинения. Вручение предписания о продолжении содержания под стражей.
Конец. Он таращится со слегка удивленным видом.
— Хочу кое-что заявить, — говорит он, когда я собираюсь позвать охрану.
— Слушаю, но ничто не заставляет вас делать какое-либо заявление, — напоминаю я ему.
— Ваш секретарь может записать, — начинает сидящий напротив человек, наклоняясь вперед. — Заявляю, что убил свою жену.
Жду продолжения, но оно не последовало. Обвиняемый поудобнее усаживается в кресле, на его губах плавает легкая улыбка.
— И все? — спрашиваю я.
— Всё, — повторяет он. — Всё на сегодня. Продолжение в следующем номере.
Сообщаю, что его заявление занесено в протокол, что оно очень серьезно, что оно может стать одним из решающих элементов для исхода его процесса. Советую ему не считать свое положение легким. И вдруг соображаю, что разозлен, хотя такое со мною не случается или почти не случается.
Поразмыслив, понимаю, что злость моя вызвана его гамбитом. С одной стороны, своим спонтанным признанием он посадил себя в лужу, но одновременно и выбил почву у меня из-под ног. Я знаю такой типаж. Несмотря на добровольное признание, он вовсе не желает облегчить мне задачу. Напротив, он меня еще помурыжит. Он может затянуть следствие на долгие месяцы, выдавать изредка то одно, то другое признание, потом упрямо молчать три недели, превращая своего адвоката в козла отпущения, меняя показания, бомбардируя прессу и адвоката заявлениями, объявляя голодовку. Такому типу любые средства хороши, чтобы сохранить инициативу. В душе они веселятся, как чокнутые. Будто убивая, преследовали лишь одну цель — пойти под суд. Они — шуты и играют свою роль в жизни, привлекая следователей, адвокатов и журналистов в качестве герольдов. Моя задача — не быть втянутым в эту игру. Моя задача — не поддаваться на требования репортеров, свести все к строгой законности.
Я должен был бы испытывать ощущение триумфа. Полицейские за двадцать четыре часа непрерывных допросов его не раскололи, а после двадцати минут пребывания в моем кабинете он признался. Это может поразить всех остальных, но не моего секретаря и меня. Мы оба знаем, что я здесь ни при чем. Он признался, потому что выбрал данный момент. Точка.