— Отвяжи… сейчас сдохну…
Псора думает, что он хитрый. Что он все знает о трассерах. Что и вправду трассеры — грубый, тупой, ограниченный народец, как о них идет молва. И ни одному трассеру в его улиточьи мозги не придет фантазия разыгрывать спектакль перед настоящим пекельником.
Он в сердцах плюет себе под ноги и пускается отвязывать мою левую руку. Ему и в самом деле нужно предъявить меня пред начальственные очи в пристойном виде. В конце концов, чем может ему угрожать затурканный, полуобморочный трассер, да еще и полностью упакованный?
Я издаю вздох притворного облегчения. Пытаюсь поднять руку и роняю ее, будто плеть.
— Ну как, отлегло? — спрашивает он участливо.
— Да, спасибо…
Он убил Ульку Маргерса. Друга моего, брата. Все остальное я, наверное, снес бы… Кто-то в Пекле решил, что можно безнаказанно убивать моих друзей.
Когда его плоская рожа оказывается достаточно близко, я вскидываю освобожденную руку и погружаю растопыренные пальцы, словно железные крючья, ему в глазницы. И начинаю выламывать его лицевые кости, пока он мычит и беспомощно шерудит конечностями.
Ему больно умирать. Но мне куда больнее жить.
Отбрасываю еще агонизирующую падаль к стене. Мне требуется пара минут, чтобы распустить ремни на правой руке и вызволить ноги. И хотя голова по-прежнему раскалывается на черепки, я готов к бою. И мне плевать, что это Пекло, то есть местечко, откуда живыми не возвращаются. Тем, кто тут за хозяина, моя не отобранная покуда жизнь станет в дорогую цену.
Ищу, обо что вытереть заляпанные Псориными глазами пальцы. Например, о его же комбинезон.
Мое оружие они, конечно, присвоили. Но за поясом у Псоры нахожу могучий, сияющий зеркальными боками “швессер”. Любимое оружие Ульки Маргерса…
Улька, слышишь ли меня? Наверное, мы скоро встретимся. Быть может, я еще успею догнать твою легкую душу в солдатском раю.
(Какой ужас, даже представить непереносимо, что мы могли потерять друг друга, не отпустив мелких, ничтожных грехов!)
Вот уже лязгают железные запоры на бронированной двери.
— С дороги! — орет Зомби, размахивая своей пушкой. — Дайте дорогу, иначе всем хана!..
Полуголые и вовсе голые девицы с визгом шарахаются врассыпную. Филифьонки среди них нет. Ствол “уонга” грубо втыкается мне между лопаток. И я иду, вяло перебирая ногами, ничего не понимая, утратив всякие представления о реальности.
Мы пересекаем вестибюль, вываливаемся на крыльцо.
Я сразу же вижу змеевский элкар, закамуфлированный под такси, и водителя, нарочито индифферентно гоняющего слоны по мокрой мостовой. Хочу закричать, взмахнуть рукой, подать хотя бы какой-то предупредительный знак.