Истинно, только в штанах мужчина чувствует себя уверенно и в безопасности.
— Итак, условия… — бормочу я, морща лоб, как бы вспоминая. — Но ситуация переменилась. Утром я был законопослушный гражданин, чистый перед законом и Богом. Теперь же я — затравленный зверь, которого ищут все, кому нужна мзда за мою голову…
— Никто вас не ищет, — шелестит он. — Даже если вас захотят допросить, достаточно часто повторяйте “нет” и “не знаю”, чтобы к вам утратили интерес.
— Конечно, если они не знают, в чем предмет договора!
— Они не знают.
— Вы в этом уверены? — спрашиваю я с надеждой.
— Мне это безразлично. И вам тоже. Считайте, что они не знают, и работайте. Существует лишь договор. Остальное никого не касается.
— Вы не представляете, на что хотите меня толкнуть!
— Мы представляем.
— Если ничего не удастся, нам всем уготован пожизненный курорт!
— Не всем, — склабится он. — Только вам.
Этот подонок говорит теми же словами, что и его предтеча. И рассуждает точно так же наивно. Сейчас скажет, что я зря паникую и у меня все получится.
— Вам удастся сделать это, — говорит он. — Иначе не может быть.
— Господи, но почему я?!
Наступает бесконечная пауза, после которой он отвечает вопросом же:
— А почему не вы?
Тут меня разбирает злость, и я ору во всю глотку:
— Потому что я боюсь! Потому что за мной тащится табун из ктырей! Потому что я хочу жить спокойно, в чистом и светлом месте! А когда я сделаю то, что вы просите, меня будут гнать по миру, как спидюка!..
Он медленно качает головой:
— Не будут. Некому будет вас гнать.
Так же медленно, словно каждое движение причиняет боль, он опускает руку в карман плаща — я напрягаюсь, ожидая чего угодно… даже пули в горло, как тот несчастный трассер, — и достает сложенный вдвое листок плотной бумаги.
— Вы просили план объекта. Вот он.
— Откуда вы…
— Мы согласны также и на сто пятьдесят процентов от исходной суммы.
— Послушайте, — говорю я с отчаянием в голосе. — Я не гожусь для этой работы. Вы можете все сделать без меня. Если у вас повсюду уши и глаза, если вы умеете проходить сквозь запертые двери и читать мысли… Но за убитого вами трассера трясти, как соломенное чучело, станут именно меня! Вам не нужно было убивать его!
— Он узнал. Он должен был умереть. И потом, что значит — убивать? Чем жизнь отличается от смерти?
Конфуций хренов, нашел время философствовать!
— Вы желаете, чтобы я отвечал? — шепчу я немеющими губами.
Потому что читаю в его голосе приговор. Нет, целую пачку смертных приговоров.
— Это необязательно, — говорит он. — Так вот: есть вещи, которых мы не можем. Зато можете вы. Поэтому мы обратились к вам.