Еще двести килограммов алмазов Шарко накопил, руководствуясь лозунгом «Курочка по зернышку клюет», сопровождая иностранные делегации на месторождение. Это были камешки, тайком вынесенные рабочими под языками, между пальцами, в волосах и прочих местах, упоминать которые здесь необязательно. Скупались они по пятьдесят, а то и по двадцать долларов, причем, обладая недюжинной коммерческой хваткой, Шарко расплачивался рублями по своему собственному курсу, сильно отличающемуся от банковского. Войдя во вкус, он ввел натуральный обмен, снабжая якутов дешевой самопальной водкой, и они не отказывались, особенно после того, как для начала им наливался дармовой стакан. Некоторые попадались при проверках в рентгеновском кабинете, другие помирали от алкогольного отравления, но место выбывших поставщиков тут же занимали новые, так что круговорот алмазов в природе шел непрерывно и с немалой выгодой для Шарко.
Сбои начались с декабря 2002 года после выхода путинского указа об утверждении нового порядка о вывозе из Российской Федерации природных алмазов и бриллиантов. Шарко, посвятивший себя делу всей своей жизни, был оскорблен в лучших чувствах, когда ему стали совать палки в колеса, слать милицейские повестки и грозить судом с последующей конфискацией имущества. Не лучше повели себя и заграничные блюстители порядка, требующие предоставить им подробные сведения о происхождении алмазного фонда Шарко. Устав мотаться по свету, скрываясь от Интерпола и налоговиков, он осел на Украине, где очень кстати состоялась «оранжевая революция», плавно перешедшая в полный бедлам.
Шарко надеялся, что в ближайшем будущем нечто подобное произойдет и на исторической родине, а пока был вынужден ждать. Скупив в Крыму несколько домов, он время от времени менял дислокацию, однако в полной безопасности ощутил себя только после приобретения собственного вертолета. Отныне ему были не страшны проверки на дорогах и налеты бравых спецназовцев. Чуть что, и Шарко птицей устремится в небо, унося с собой полутонное сокровище. Мысль окрыляла его и вселяла уверенность в собственном всемогуществе.
«Как только ювелиры съедутся и спустятся в мастерскую, – размышлял Шарко, – начнется отсчет нового времени, времени, отделяющего меня от звездного часа. Узнав, что выйти из подвала им будет позволено лишь после окончания аккордной работы, они станут лезть из кожи, торопясь очутиться на свободе. Придется изрядно потратиться на содержание всей этой оравы, но драгоценная овчинка выделки стоит. Тем более что экономия все равно получится более чем солидная».