Кто должен знать о его непотребном поведении, он даже самому себе не сообщил. Однако и так все было ясно.
Скок как был, в грязной, запыленной одежде, рухнул на койку и проспал до обеда. Когда он, наконец, продрал очи, то увидел: сосед по комнате, татарин Ренат, тщательно выскребает электробритвой впалые щеки. В голове Скока гудел непрерывный набат.
– На работу проспал, – произнес Скок мертвым голосом.
– На работу? – удивился Ренат. – Сегодня у наша бригада выходной. А ты ночью где был?
– Гулял.
– Ничего себе, гулял! Валялся, наверное, под деревом. Грязный, как чушок!
– Пусть знает, сука! – с ненавистью вымолвил Скок метавшийся в мозгах вопль.
– Кто сука? – недоуменно спросил Ренат.
– Пусть знает!
– Заладил: пусть знает, пусть знает… Похмелиться надо.
– А есть?
– Могу сбегать.
Весь выходной Скок старался забыть о нанесенной ему смертельной обиде. Он пил то с одним, то с другим и к вечеру так накачался, что вновь не стоял на ногах. Постоянно он порывался куда-то идти, кому-то что-то объяснять, однако сил на это уже не было, и он плакал от отчаяния.
Выходной закончился. Нужно возвращаться в цех. Следующая смена – с четырех. Все утро он раздумывал, идти на работу или послать всю эту канитель куда подальше. Хорошо бы «закосить» больничный. Но как? К тому же деньги кончились. Он должен половине общаги. Нет, придется все же топать к печи.
Смена, приходившаяся на вторую половину дня, считалась одной из самых спокойных. Оно и понятно. «Белые каски» разошлись по домам, а начальник смены особо не усердствует. Аварий нет – и слава богу. Время потихоньку ползет к полуночи. Работа движется без сбоев, почти автоматически.
Скок стоял на завалочной площадке и наблюдал, как мостовой кран тащит над разливочным пролетом к изложницам окруженный облаком газов ковш, полный расплавленного металла. Поверхность металла пылала нестерпимым жаром, точно кусочек солнца.
Настроение было настолько паршивым, что казалось: лучший выход – броситься в этот ковш к чертовой матери и таким образом послать всех… Скок слышал рассказы о таких случаях. Правда, как подобное можно осуществить, он плохо себе представлял. Если только прыгнуть в изложницу, когда состав медленно выходит из ворот цеха. Вот только откуда прыгнуть? С крыши, что ли? А если промахнешься? Все кости переломаешь! Проще пойти в листопрокатный цех и броситься в нагревательный колодец. В момент сгоришь! Даже «материала» для похорон не останется. И действительно, лучше ничего не придумать. Раз, и нет тебя! Привет семье! Да какая у него семья?! Мать только… Но она, надо думать, даже не всплакнет. А эта Лена… Скок представил, как она прореагирует, когда узнает о его смерти. Если узнает, конечно. Может, вспомнит своего первого мужика. И даже проронит слезу… Маловероятно. Из такой твердокаменной вряд ли прольется хоть одна крохотная слезинка в память о нем, Юрке Скокове. Да! Пора кончать с жизнью. С жизнью, которая не удалась! К чему коптить небо! Он – уголовник. Это пятно никогда не стереть. Всю жизнь будут тыкать: сидел, сидел… Так блатарем и помрешь. Уж лучше сразу…