Однажды при входе в общежитие он столкнулся со старым знакомым, кличка которого была Фофан. Тот щипал в бригаде Федула, потом откололся, стал работать самостоятельно, но скоро сел. По слухам, его сдал Федул, однако доказательств на этот счет не имелось. Фофан был со Скоком примерно одного возраста, но сел в первый раз. Теперь Фофан выглядел настоящим франтом. На плечи его был накинут куцый пестренький пиджачок, украшенный значком «Мастер спорта СССР». Асфальт мели расклешенные клетчатые брюки, а довершали великолепие двухцветные черно-желтые штиблеты фасона «Манхэттен».
– Здорово, Скок! – приветствовал Юру Фофан. С потного лица весело взирали наглые голубые глаза.
– Здорово.
– Слыхал про тебя. Говорят, в рабочий класс подался. В сталевары вроде…
– Ты что-то против имеешь?
– Да нет, понятно. Это я так.
– А ты чем промышляешь? – спросил Скок. – Все по карманам щипешь?
– Какое щипешь? Нынче карманка не в моде. Я сейчас по другому полю гуляю.
– По какому же?
– По шпилевому.
– Это в карты, что ли?
– Ну. Я на киче с одним битым каталой чалился, вот он меня и надрочил. Короче, я теперь сам шпилю.
– И как? На «мастера спорта» тянешь?
– На «мастера», возможно, и нет, а на перворазрядника уж точно! А может, и на «кандидата в мастера».
– И на хлеб хватает?
– Скажешь! И на хлеб, и на маслице… В натуре, не жалуюсь. – Фофан похлопал себя по карманам. – Знаешь что, Скок, давай в кабак смотаемся. Посидим, потолкуем. Я башляю.
– Я на свои привык сидеть. А ты, я смотрю, даже ботать стал как лабух.
– С кем поведешься. Ладно, пополам. Я на свои шпилевые, ты на свои пролетарские.
– Мне сегодня в ночную смену, – соврал Скок.
– До ночи еще далеко. Пивка попьем…
Они медленно шли по улице, постепенно спускаясь вниз. Фофан вцепился в Скока и никак не хотел его отпускать. Он все канючил и канючил, призывая выпить за блатную жизнь, за веселые денечки.
– Слушай, отвали! – наконец не выдержал Скок. – Надоел со своим кабаком!
«А лучше бы ты сдох, зараза!» – в сердцах подумал он.
И тут случилось донельзя странное происшествие.
Они приблизились к перекрестку. Перпендикулярно их пути проходила трамвайная линия, по которой как раз шел вагон. Внезапно Фофан бросился вперед, словно захотел боднуть трамвай. Дальше Скоку показалось, что он видит кино, и не просто видит, а сам присутствует в нем. Время замедлило ход и стало тягучим, словно резина. Фофан, не разбирая дороги, лез под самые колеса трамвая. Скок увидел расширенные от ужаса глаза вожатой, ее разинутый в вопле рот. Девушка резко повернула ручку реверса влево, заскрежетали колеса, но было уже поздно. Вагон медленно, словно нехотя, ударил Фофана по корпусу, опрокинул и смял тело, переехал его и только тогда остановился. Фонтан крови брызнул из-под днища вагона, залив мостовую. Завопили, завизжали на разные голоса многочисленные прохожие, заскрипели тормоза проезжавших мимо автомобилей.