– Это в газетку?
– Точно.
– Неужто про репрессированных?
– Не то чтобы о них, а вообще.
– Как понимать это «вообще»? Ты не темни, Серёнька.
– А я и не темню. Просто не люблю заранее рассказывать, о чем статья будет.
– Понятно, понятно… – Тимофей Иванович сделал основательный глоток и поставил чашку на такое же расписное блюдце. – Нет так нет. Только зачем ты, в таком случае, ко мне приперся?
– За консультацией.
– Какая может быть консультация, когда я не знаю, о чем ты писать собираешься?
– Допустим, об оккультных сектах, – сказал Севастьянов первое, что пришло в голову.
– О чем, о чем?!
– О сектах.
– Ты еще какое-то слово говорил.
– Об оккультных.
– Это чего значит?
– Ну о тех… Как сказать попонятнее?..
– Да! Разъясни уж нам, темным…
– Оккультные – значит тайные. Те, которые не богу поклоняются, а разным темным силам. Ну вот хоть масоны…
– Ага, масоны. Слышали, слышали… Это которые Христа распяли.
– Христа распяли вовсе не масоны.
– А я думал – они! – Старик Кобылин явно издевался над Севастьяновым. – Мы тоже кой-чего знаем, хотя в университетах не обучались. Значит, тебя, Серёнька, эти христопродавцы интересуют?
– Не то чтобы именно они, но вроде того.
– И ты хочешь сказать, что в нашем социалистическом городе, городе светлой мечты, могла завестись подобная нечисть?
– Как мне кажется, могла! – разозлился Севастьянов. – Чем Соцгород хуже Москвы или Ленинграда?
– Это точно, ничем! Он лучше. Много лучше!
– Так вот, я и хочу узнать, были ли здесь… – Севастьянов замешкался, не зная, как сформулировать вопрос, чтобы он был понятен.
– Ну, ну? – поторопил Тимофей Иванович.
– Колдуны! – напрямую брякнул Севастьянов.
– Колдуны? – переспросил Кобылин. В голосе его послышалось разочарование. – А я думал, ты про масонов спросишь.
– Колдунов здесь было много, – вступила в разговор доселе молчавшая Роза Яковлевна. – Вернее, колдуний. Ведьм, одним словом. Старушек этих востроглазых… Да и по сей день они еще встречаются. В поселках разных. Привороты снимают, гадают, наложением рук лечат. Но я думаю, они сами эту порчу и напускают.
– Молчи, старая! – воскликнул Кобылин. – Не о том ты толкуешь.
– Почему не о том?
– Его совсем другое интересует. Он же с чего начал? С кладбища!
– И чего?
– О том, кого по ночам закапывали энкавэдэшники.
– Ну?!
– А коли их энкавэдэшники закапывали, значит, они их и стреляли!
– И чего?
– Заладила: и чего, и чего?.. И того! Значит, не бабки это твои дохлые там были!
– А кто?
– Вот уж не знаю! Ты, Серёнька, толком все расскажи.
«Быстро соображает, – подумал Севастьянов. – Открыть ему все, что ли?»