— Это вы к кому? К нам, что ли?
— К вам, к вам…
Мордвинов прошел мимо хозяйки во двор. То, что женщина волнуется, ему не понравилось. «Значит, что-то есть…» — решил он про себя, а вслух поинтересовался:
— Вы одни дома? Или еще кто есть?
— Почему одни? Сам дома.
— Так, — решил на полную железку использовать растерянность хозяйки Мордвинов. — Значит, дома. Это хорошо. Не нужно будет наряд на работу посылать. Ну и как он стрелял по людям? С огорода или откуда?
— По людям… Когда? Третиодни, что ли?
— Вот-вот.
— Да что вы! — возмутилась Милючиха. — По каким людям?
Она встала против лейтенанта насмерть. Это он сразу почувствовал. Нет… Ошибался он, баба — кремень.
— Мы с ума сошли, по-вашему? Вы думаете, что говорите? Кто же по людям стреляет? Не война, чай… Это кот.
— Какой кот?
— Известно какой! Который блудит. У меня там сливки стояли. В кринке, — указала Милючиха в сторону сеней, возле которых росла большущая, чуть ли не в обхват, рябина. Пышная крона ее, вознесенная над крышей, вся была в кистях зеленой завязи. Петр Порфирьевич такой рябины еще не видывал, у них в Бокле она все хлыстами растет. Да и тут тоже. А эта…
«Отвлекаюсь, значит, дело совсем дохлое», — подумал Мордвинов.
— Только я молоко через сепаратор пропустила, сливки отставила, а кринку сверху вот так вот: листиком, бумажкой, чтобы мухи не лезли. На две минуты вышла… — Она всплеснула руками. — Самое большее на пять. Так он, паршивец, кринку перевернул. Кот такой, полосатый. Сам-то сгоряча, конечно, за ружье. Стрельнул. Было, врать не буду. Но не попал. И шуметь из-за этого нечего. Я этого полосатого потом видела. Даже не хромает. Что же его теперь прикажете сливками поить?
— Разве нельзя по блудливым котам стрелять? Что-то прежде я про это не слыхал, — вышел из сеней сам.
— Стрелять можно, только не в населенных пунктах, — остановил их Мордвинов. Помолчал немного, потом добавил: — Вы бы подумали, граждане, в городе ведь живете. Вокруг дома, дворы, люди. А если бы в кого угодили? Что тогда?
«Кажется, проносит», — с облегчением подумал Милюк.
— Вот… Чтобы в другой раз неповадно было, ружье я у вас заберу с собой. Так что, — пригласил он Милюка жестом, — несите.
Хозяева смущенно переглянулись, Милюк нерешительно кашлянул в кулак:
— Нет ружья.
— Вот те на… — развел руками Мордвинов. — То стреляли, а то ружья нет. Я ведь его все равно у вас заберу, прятать бесполезно.
— Вы тут подождите, а я сейчас, — выдавил наконец Милюк.
— Ага! Ружье припрятали. Да что вы, честное слово, как дети. Разве от милиции спрячешься? Неси давай, да побыстрее. — Мордвинов уселся на лавочке возле сеней, под рябиной.