Однако не успел — мы были готовы. Петрушин, не вставая с места, качнулся вправо, долбанул хозяина кулачищем промеж лопаток. Хозяин до Иванова не добрался, мягко растянулся на ковре. Петрушин навалился сверху, заломил руки назад.
Иванов протянул наручники. Клацнули браслеты. Рашида посадили, Петрушин пристроился сзади, обхватив горло абрека локтевым сгибом. Рашид разинул рот, желая крикнуть, но мешал захват — только пузыри пускал и хрипел, как умирающий волк. Во взгляде смертельно оскорбленного брата бушевал шквал ненависти и жуткой тоски.
— Сиди и смотри, — флегматично буркнул Петрушин, не давая Рашиду опустить голову. — Ему кино показывают, а он, видишь ли, прыгать наладился...
— Полегче, — поправил Иванов, заметив, что глаза Рашида неестественно вываливаются из орбит.
— Кричать будет, — пожал плечами Петрушин.
— Пусть, — кивнул Иванов. — Пусть кричит. Тогда все прибегут и посмотрят, что у нас тут за кино такое.
Петрушин чуть ослабил захват. Рашид жадно хватал ртом воздух, кричать не пытался. Продышавшись, жалобно попросил срывающимся голосом:
— Дайте... Гранату дайте... Уйдите все, дайте гранату...
— Ты нам живой нужен, — не согласился Иванов. — Смотри, это еще не все.
Второй фрагмент закончился, начался третий. На третьем была сцена под Моздоком, последние минуты умирающей Халиды. Разорванные трупы кураторов, искромсанная осколками, окровавленная девушка, Лиза, дрожащим голосом задающая дурные вопросы...
— А вот это уже мы снимали, — сообщил Иванов. — Это уже финал. Ты запомнил, как представили девушку в первом эпизоде?
Рашид не отвечал — взгляд стеклянный, безумный какой-то, по-моему, он в тот момент вообще ничего не соображал. Ему бы гранату...
— Конец первого эпизода, — скомандовал Иванов.
Я отмотал пленку назад, до того момента, где голос за кадром информировал, кого конкретно здесь насилуют.
— Хорошо, — кивнул Иванов. — Теперь опрос Халиды. Где она называет имя.
Прокрутил до имени. Послушали еще разок голос-стон, от которого даже у самого отъявленного мерзавца бикарасы по коже побежали бы.
— Второй эпизод, — скомандовал Иванов.
Я вновь пустил фрагмент с участием Земфиры.
Искаженное лицо, мужские руки, арабские команды за кадром...
— За что? — хрипло прошептал Рашид. — Я вам ничего не сделал... Вы что, садисты?!
Мы не садисты. Нам и самим по десятому разу смотреть такое — с души воротит. Но у нас такая работа. Нам надо обезвредить живую бомбу, которая в любой момент может взорваться.
Петрушин отомкнул один наручник, перевел руки Рашида в положение «спереди», опять замкнул наручник. Пока не привели его в порядок, нельзя давать хотя бы малейшего шанса.