Советник юстиции (Джилкибаев, Биндер) - страница 123

Яркий круг света выхватил из темноты стены кладовой бледное лицо Марковой. Вот луч упал на яму, блеснул на лезвии лопаты, снова пробежал по стене и остановился на груде досок. Два милиционера, вызванные со двора, стали перекладывать их и вскоре обнаружили пакет с 3000 рублей денег, который Маркова сунула под доски, пользуясь темнотой. Следователь продолжал копать, под лопатой опять что-то звякнуло. Из ямы была извлечена трехлитровая банка, набитая пачками денег. Копнув еще несколько раз, следователь почувствовал, что дальше идет твердая земля, нетронутая. Значит, все. Можно идти. Завернув пачки в тряпку, вернулись вместе с понятыми в квартиру Марковой для подсчета денег, но вспомнили, что свет отключен. Пришлось считать деньги у соседей. Их оказалось 10 000 рублей. Маркова и понятые подписались под протоколом. Деньги уложены, ящики опечатаны и отнесены в машину.

Следователь задает Марковой последний вопрос: «Где вы еще храните ценности? Может быть, у соседей, друзей, знакомых, родных?». И снова дает ей возможность самой сказать все, но Маркова, хрустя пальцами, почти кричит:

— Нет больше у меня ничего и ни у кого, — и вспоминает: «За электричество даже нечем платить!»

— Ну что ж, — отвечает следователь, обращаясь теперь уже к ее соседке Перовской, тогда мы пойдем к вам, гражданка...

Женщина медленно садится на кровать, лицо ее становится меловым.

— Ну-ну, смелее!

Перовская встает и, шаркая ослабевшими ногами, ведет всех в свою квартиру. Здесь следователь снова задает вопрос, теперь уже Перовской:

— Храните ли вы какие-либо ценности, переданные вам Марковой? Если да, то покажите их.

Инженер Перовская отвечает:

— Нет, не храню, у меня только мои личные вещи.

Предъявляется постановление на обыск и сразу же из-под кровати извлекаются три ковра и две ковровых дорожки.

— Чьи это вещи?

— Ах, да! Странно как-то. Я и забыла. Их принесла мне Галя Маркова, опасаясь, что муж пропьет их. Предлагала купить и телевизор, потом радиолу, я ей сказала, чтобы она отдала их в прокуратуру, а о том, что ищут домашние вещи, я не знала...

Было совсем поздно, когда оперативная машина прибыла в прокуратуру. Домой следователь попал только в 2 часа ночи.

Марков в это время уже спал, вытянувшись на жесткой тюремной койке, и видел во сне разные кошмары. Сигнал побудки означал, что нужно вставать. Марков сунул ноги в стоптанные, без шнурков, туфли, лениво умылся и увидел в зеркале над умывальником осунувшееся, желтовато-серое, небритое лицо. «Да... сейчас мне сорок семь, а если дадут десять лет, выйду пятидесяти семи. А если больше? Нет, нет! Даже подумать страшно». И решает говорить всю правду. Правда, с запозданием, надеясь облегчить свою вину чистосердечным признанием и раскаянием. На допросе он теперь старался: вспоминал детали, даты, наименования похищенных товаров, имена людей, которым он их сбывал, имена «друзей», с которыми пил и гулял. «Я полностью признаю свою вину и даю слово искупить ее честным трудом, — пишет он в своих последних показаниях, — и в дальнейшем, когда буду на свободе, никогда не замараю своего имени».