Десятки хозяйств были проверены, десятки людей опрошены. Нашлись и очевидцы: все тайное когда-то становится явным, нужно только приложить старание. Видели подозреваемых в тот день и даже по доброте душевной подвезли их на прицепе, чтобы они обувь не испачкали.
А они и убили — это неопровержимо доказало следствие...
Сейчас Иван Артемьевич, прокурор следственного отдела областной прокуратуры, осуществляет надзор за следствием и дознанием в органах милиции. Он, как и раньше, — на посту. И остается солдатом.
Г. МАТЕЦКИЙ.
ПЕРВОЕ ЛЕТО
Первое послевоенное лето. По привокзальной площади Джамбула снуют озабоченные женщины с облупленными фанерными чемоданами, тащат за собой замурзанных, невеселых ребятишек с расширенными от недосыпания и тревоги глазами. Пассажирский поезд, недавно прошедший, почти никого не забрал, да и билеты не продавались. Оспан Сауранбаев, недавний фронтовик, отлежавшийся после тяжелого ранения в госпиталях, раздумывая о своей судьбе, бродил по площади. «Что же теперь делать? Без образования жизни нет! Если достану билет, поеду в Алма-Ату». Оспан купил в ларьке кусок хлеба с колбасой и, прислонившись к глинобитному забору, стал есть. Но не вытерпел, опять пошел бродить, рассматривая привокзальное разношерстное многолюдье.
— Эй, джигит! — негромко, но властно окликнул его коренастый плотный казах. Редкие волосы зачесаны назад, и на широком смуглом лице странная усмешка, неподвижная и завораживающая.
— Эй, джигит, ты много времени имеешь?
— Так, аксакал! — с неуверенной почтительностью подтвердил Сауранбаев.
— Прошу тебя, купи нам еды. Мы, два старика, проголодались, а выйти из вагона дела и заботы не дают. Ты помоложе, окажи услугу, пожалуйста. Вот деньги.
Нисколько не меняя странного строго-хитроватого выражения лица, он протянул Сауранбаеву деньги. Тот взял их.
— Принесешь в пассажирский вагон, что в тупике стоит. А деньги все истрать...
Незнакомец подал Сауранбаеву небольшую корзинку и отошел. Потолкавшись на базарных рядах, Оспан с нагруженной корзиной пробрался по знакомым путям в тупик.
Вагон поразил его своим внутренним убранством. Он никогда не видел такого просторного зала, отдельных комнат.
В одной из них, приветствуя Оспана, слегка приподнялся второй незнакомец. Он выглядел утомленным, на нем внакидку был китель незнакомого Оспану образца с неведомыми знаками отличия.
— Угощайся, — ласково сказал человек, пригласивший Сауранбаева в вагон. — И повел рукою в сторону бутылки с вином, одиноко стоявшей на столике, застеленном зеленой бархатной скатертью.