Громкий стон из комнаты поверженного воина напомнил инспектору о его долге.
— Даю ему полчаса, — заявил он и, перехватив взгляд Кэмпиона, поднял большой палец в многозначительном жесте. — Точно в десятку, — сказал он, закрывая за собой дверь комнаты Кэмпиона и энергично отвернувшись от искушающе удобного кресла. — Целиком ваша заслуга.
— Поймали гадалку? — Кэмпион был явно доволен.
— Сидит за решёткой и ревёт белугой. Допрашивали её почти всю ночь и теперь весь участок утопает в слезах. Смешно: столько всего понаписала, а теперь из неё слова не вытянуть, три часа подряд одни стенания. — Он уступил наконец приглашающему жесту Кэмпиона и сел в кресло.
— Призналась?
— Да. Мы нашли бумагу, чернила, конверты и образцы её почерка. Сдалась только под утро. Все время сидела надувшись, как жаба, — он раздул щеки, нахмурил брови, сделал быстрый жест руками и вдруг возникло впечатление, что он в корсете. — В конце концов лопнула, как яичная скорлупа. И мы услышали все о любимом капитане. Какой он был беспомощный и одинокий. Как он её растрогал и склонил к тому, чего никак нельзя было делать, она прекрасно знает, ведь её очень строго воспитывали. Как это удаётся таким старым проходимцам? Наверно, выворачивают пустые карманы и хнычут, что жизнь не сложилась?
Удобнее устроившись на подушках, Люк попытался чуть прикрыть глаза.
— Нужно признать, эта женщина обведёт вокруг пальца кого угодно. По-моему, он даже не предполагал, какая заварится каша. Наверняка рассказывал про все, чтобы казаться ей поинтереснее.
— Так, — протянул Кэмпион. — А как успехи с её братом?
Люк поморщился.
— Старика мы прозевали, — неохотно признался он. — Пока она нам открывала, он сбежал чёрным ходом. Разумеется, мы до него доберёмся, но хлопот и без того довольно.
— А сами письма — его идея?
Усталые покрасневшие глаза широко раскрылись.
— Пожалуй, нет. Ничто не говорит об этом. Похоже, наша пифия шла собственным путём. Обычно в таких делах достаточно нащупать один хороший след и вся история распутывается как тётушкина кофта. А здесь? Перезрелая красотка обожает капитана и испытывает безумную ненависть к доктору. Видимо, здорово он ей насолил. Ясно, как день, хотя призналась она только, что начала у него лечить желудок, а потом перестала. Он очень суров с истеричками, мне уже говорили. По-правде говоря, мы в тупике.
— Не скажите. Самое удивительное, что она не обманывала. Обвинила доктора, что он просмотрел убийство, а так оно и было. Так что у неё были основания его ненавидеть.
Люку этого было мало.
— Обо всем она узнала от капитана. Вот почему мне нужно с ним поговорить. Возможно, она выуживала то, о чем он и не догадывался. Вы же знаете, как бывает, когда такой старый олух дважды в неделю приходит излить свои горести. Успевает забыть, что говорил в прошлый раз. А она помнит, и принимается вытягивать подробности. Откуда её братец мог знать, что тут происходило?