— Но вернёмся к мисс Джессике, — Кэмпион сделал вид, что он пристыжен. — Что же она там перегоняет?
— Не перегоняет, я никогда бы не позволила такого в моем доме, — мисс Рапер была возмущена. — Это незаконно. Если в моем доме и произошло убийство, это совсем не значит, что я позволяю нарушать закон. — Её тоненький голосок дрожал от возмущения. — Старуха просто ненормальная. Верит в какую-то новую систему питания, и только. Я ей не мешаю, хотя она и доводит меня до белого каления, когда она не только ест траву, но и рассылает свои творения кому попало, за что её года два или три назад чуть не убили.
«— Можете делать что угодно, — сказала я ей, — но если вам так хочется кормить голодных, то этажом ниже живёт ваш собственный брат, у которого ребра уже торчат наружу. Кормите его и не тратьте силы попусту.» А она заявляет, что я так и помру невеждой.
— А где она сейчас? Могу я её видеть?
— Дорогой, можешь делать что угодно, я тебе уже говорила. Сейчас она сердита на меня и считает мещанкой. Да я мещанка и есть, поэтому я не пойду с тобой. Она совершенно неопасна и поумнее всех троих. На свой манер, конечно. Во всяком случае, умеет о себе позаботиться. Иди — найдёшь по запаху.
Он усмехнулся и направил на неё луч фонаря.
— Прекрасно. А ты иди и хорошей во сне.
Она тут же поправила на голове свой кружевной чепец.
— Ох, ты все смеёшься, противный мальчишка! Оставляю в твоём распоряжении этот чудный дом со всеми здешними ненормальными. Я ими сыта по горло. Увидимся утром. Если будешь себя хорошо вести, подам чашку чая в постель.
Она растворилась во тьме, оставив его одного в заставленной мебелью комнате. Нюх привёл его к лестнице в полуподвал и тут он едва не рухнул — даже воздух стал будто гуще. Видно, мисс Джессика что-то перемудрила. На ощупь он погрузился во тьму.
Внизу оказалось несколько дверей, из которых одни были приоткрыты. Вели те, — как он вспомнил, — в большую кухню, где вечером они сидели с Кларри Грейсом. Теперь в кухне было темно, но равномерный храп, долетавший с кресла, свидетельствовал, что полицейский Кокердейл был одинаково нечувствителен как к голосу долга, так и к угрозе умереть от удушья.
Смрад был тяжёлым и тошнотворным. Смердело, как в логове дракона.
Звуки, долетавшие из-за дверей по правую руку, заставили их осторожно приоткрыть. Помещение оказалось неожиданно большим: одна из тех огромных кладовых с полами белого камня, для которых прошлые поколения великих едоков умели найти достойное применение. Из мебели там был только большой деревянный стол, вмурованный в стену, на нем газовая плитка, две керосинки и удивительный набор жестяных консервных банок, большинство из которых явно служили посудой.