В своих воспоминаниях она пишет, что Есенин в ту пору очень интересовался статьями о литературе в зарубежных газетах. Больше всего ему хотелось знать, что пишут в заграничной прессе о нем и об имажинизме вообще. Галя использовала свое служебное положение и просматривала кипы газет в информационном отделе ВЧК.
Наконец настал тот день — или, скорее, ночь, — о которой так мечтала Галя Бениславская. «С того дня, — пишет она, — в «Стойле» у меня щеки всегда как маков цвет. Зима, люди мерзнут, а мне хоть веером обмахивайся. И с этого вечера началась сказка. Тянулась она до июня 1925 года. Несмотря на все тревоги, столь непосильные моим плечам, несмотря на все раны, на всю боль — все же это была сказка. Все же это было такое, чего можно не встретить не только в такую короткую жизнь, но и в очень длинную и очень удачную жизнь».
Вспоминает Галя Бениславская и первый ласковый день после зимы. Вдруг повсюду побежали ручьи. Безудержное солнце. Лужи. Они стоят у дверей книжной лавки в Камергерском переулке — Есенин, Мариенгоф, Бениславская и ее подруга Яна. «Неожиданно, радостно и как будто с мистическим изумлением Сергей Александрович, глядя в мои глаза, обращается к Анатолию Борисовичу: «Толя, посмотри, — зеленые. Зеленые глаза!» Но через день его уже не было в Москве — он все-таки уехал в Туркестан, куда давно собирался и никак не мог собраться. Правда, где-то в глубине души Галя знала, что теперь уже запомнилась ему.
«С тех пор пошли длинной вереницей радостные встречи, то в лавке, то на вечерах, то в «Стойле». Я жила этими встречами — от одной до другой. Стихи его захватили меня не меньше, чем он сам. Поэтому каждый вечер был двойной радостью: и стихи, и он».
А впереди были годы — правда, считанные годы — счастья и горя, надежд и разочарований. Но об этом разговор еще впереди.
А пока следует перейти к другому роману Есенина, который развивался параллельно, в то же время, когда складывались близкие отношения с Галей Бениславской. Речь идет о молодой поэтессе Надежде Вольпин.
Она была ровесница века — в 1920 году, когда она приехала в Москву из Могилева завоевывать столицу своими стихами, ей исполнилось 20 лет. Она была начинающей поэтессой — и неплохой. На одном из ее первых выступлений с чтением своих стихов в «Литературном особняке» ее слушал такой уважаемый метр, как Андрей Белый. Надя Вольпин ожидала от него разноса, а он подошел к ней, поцеловал руку и сказал:
— Спасибо. Такого пятистопного ямба я не слышал и у зрелых наших поэтов.
Первую суровую критику своих стихов Надежда Вольпин услышала от Вячеслава Иванова, когда держала вступительный экзамен в Литературную студию, впоследствии преобразованную в Литературный институт. Но тем не менее ее приняли, и началось ее московское житье-бытье. Она стала членом Союза поэтов и начала более или менее регулярно захаживать в кафе поэтов «Домино».