Трудясь над обрывками ломкой желтой бумаги, Теневиль не переставал думать о то5 м, что сказал Армагиргин.
Раулена, носящая в своем чреве будущего ребенка, присела рядом и встревоженно глянула в глаза мужу;
— Что тебе сказал Армагиргин, почему ты стал скрытен и молчалив?
Разве можно сказать женщине все? Лучше язык проглотить. И чтобы успокоить жену, Теневиль сообщил:
— Собираемся во Въэн поехать. Посмотрим, что там делается. Увижу Тымнэро, Милюнэ… Каково им там живется?
— Это хорошо! — обрадовалась новости Рау-лена. — Я пошлю Милюнэ пыжик, а Тымнэро неблюй на кухлянку.
— Они обрадуются подаркам, — заметил Теневиль, примериваясь, как расположить тангитанское письмо на дощечке, чтобы оно поместилось целиком на одной стороне, да еще примостить в конце круглое тавро, внутри которого была нарисована двухголовая когтистая птица.
Раулена глянула через плечо мужа и ужаснулась:
— Какая страшная птица!
— Иди погляди на снег! — встревоженно сказал Теневиль, и Раулена послушно. вышла из яранги.
Раулена поглядела на дали, утонувшие в синей мгле, на усыпанное звездами небо, на полную луну, поднимающуюся над горизонтом, на Млечный Путь — Песчаную реку, протянувшуюся через небосвод, и постепенно в ее душу входило умиротворение, спокойствие и блаженство.
Раулена постояла и, озябнув, возвратилась в чоттагин, где при свете пламени мха, плавающего в нерпичьем жире, ее муж переносил русские письмена на дерево.
Теневиль вглядывался в каждую букву, стараясь уразуметь ее значение. Он работал специальным шильцем, которое сам смастерил для такого случая.
Раулена сидела у костра и изредка поглядывала на Теневиля.
— Ну как, понимаешь? — не выдержав, спросила Раулена.
— Нет, — вздохнул Теневиль. — Но все равно интересно. Совсем не похоже на то, что я сделал.
— Может быть, то, что ты придумал, лучше тангитанского письменного разговора?
— Не знаю, — с сомнением покачал головой Теневиль. — Они тут обходятся совсем малым числом значков…
Две группы знаков особенно часто повторялись в царской бумаге, и Теневилю нетрудно было догадаться, что это имена Армагиргина и русского царя. Так как с большой буквы повторялись сразу несколько слов, то именно эти слова, как предположил Теневиль, и были именем Солнечного владыки. В его собственных записях имя Солнечного
Шкура годовалого оленя, владыки изображалось так: знак солнца — диск с расходящимися лучами на особом сиденье — китовом позвонке.
Раулена уже дремала у потухшего костра, а Теневиль все трудился над перепиской грамоты.
Разгадка имен обрадовала его, но, к сожалению, добраться до смысла всей царской бумаги он так и не смог.