— Как я ей завидую… Если бы я осталась в твоей яранге и ты взял меня второй женой, у меня уже тоже был бы ребенок…
— Разве тебе плохо живется здесь? — спросил Теневиль, ощутив неожиданную печаль.
Милюнэ не сразу ответила. Она задумчиво смотрела на Теневиля, на его загорелое лицо.
— Мне хорошо живется, — тихо ответила она. — Видишь — я сыта и одета. Постель теплая, возле самой плиты. Да и работа не тяжелая — помыть, постирать. Научилась готовить тангитанскую еду.
— Замуж тебе надо, — заметил Теневиль.
— Надо, — вздохнула Милюнэ. — Только никто не сватает.
Это была правда: никто не сватался к Милюнэ. Многие анадырские тангитаны считали, что она тайная наложница Тренева, хоть и удивлялись, как он устраивается при такой бдительной и ревнивой жене. А свои люди считали ее недоступной: она жила в тангитанском доме, одевалась во все матерчатое и раз в неделю ходила в баню.
— Я пойду, — заторопилась Милюнэ. — А вы попробуйте этот кавкав [Хлеб], который я сама пекла. Я еще увижу вас, а мне надо торопиться. Хозяйка не любит, когда я надолго отлучаюсь.
Милюнэ ушла, и, глядя ей вслед, Теневиль повторил, уже обращаясь к Тымнэро:
— Замуж ей надо. Совсем дозрела.
— Ии, — кивнул Тымнэро, — и я задумываюсь об этом.
На третий день пребывания в Ново-Мариинске Теневиль решил поторговать. К тому же пора было возвращаться к стоянке. Никто оттуда не приезжал, никаких известий не было.
Возле лавки Бессекерского он увидел старого Кымынто. Пастух лежал и стонал.
Теневиль нагнулся над земляком, и в нос ему ударил крепкий запах дурной веселящей воды.
— Какомэй! Как ты тут оказался?
— С вечера подняться не могу, — простонал Кымынто, садясь на снег с помощью Теневиля. — Крепкая здешняя веселящая вода. Бисекер обещал еще бутылку…
С помощью Теневиля Кымынто доплелся до лавки и ввалился внутрь, вызвав приветственный возглас торговца:
— Амын етти!
Кымынто заискивающе улыбался и даже пытался кланяться.
— Что принес? Чем будешь торговать?
— Вотька, — сказал Кымынто, — вотька давай…
У Теневиля сердце сжалось от жалости к старику. Он знал, какую власть имеет над человеком дурная веселящая вода. Сам пробовал, пристрастия к этому зелью не имел, однако хорошо понимал страдания других.
— Вотька, вотька, — заворчал Бессекерский, — сказано тебе — дуй отсюда, дикоплеший!
Кымынто уловил в голосе торговца гнев и постарался улыбнуться еще шире, еще преданнее и умоляюще.
Бессекерский взглянул на жалкую физиономию, на которой смешалось все — пьяные слезы, размазанные сопли, подобострастие, немая мольба в широко раскрытых, налитых кровью глазах, и его передернуло от отвращения.