Тымнэро оглянулся — над Ново-Мариинском небо было удивительно чистое и ясное. Мало топили, мало черного дыма поднималось над крышами: люди берегли топливо, жгли мало угля.
Преодолев прибрежную гряду небольших торосов, упряжка поползла наверх, Тымнэро пришлось соскочить с нарты, чтобы собакам было легче…
Огромное черное колесо, которое раньше тянуло вагонетки из темного чрева шахты, казалось умершим на фоне бледного зимнего неба.
Тымнэро встретил сторожа и передал просьбу Волтера о железной плите. Она стояла прислоненной к стене дома, и они взвалили ее на нарту.
В шахту надо было спускаться в сопровождении знающего человека, который здесь вдобавок исполнял обязанность хранителя огня. Он пришел с небольшим фонарем с неярким при дневном свете пламенем. Тымнэро взял два мешка, лопату и шагнул в неожиданно теплое чрево земли.
Идти было скользко, хотя в земле были вырублены небольшие ступеньки. Дорога шла под уклон, и, чтобы не упасть, Тымнэро не глядел по сторонам, стараясь не отставать от шахтера.
Когда дорога стала положе, Тымнэро поднял голову и не удержал тихого возгласа:
— Какомэй! Шахтер оглянулся, повел огнем вокруг и, широко улыбнувшись, с оттенком гордости спросил:
— Ну как, красиво? Гляди!
Он высоко поднял фонарь, и со всех сторон заблестели разноцветные огоньки. Сначала казалось, что это тысячи глаз неведомых подземных зверюшек, а потом вспомнились тангитанские бисеринки, которыми чукотские женщины вышивали нарядную обувь и перчатки для ритуальных танцев. Огоньки переливались, играли, то вспыхивали, то гасли, заполняя все вокруг волшебным свечением.
— Видал? — с гордостью сказал шахтер, словно все это разноцветное волшебство было делом его рук. — Это вечная мерзлота!
Когда они остановились в забое и Тымнэро принялся насыпать в мешок уголь, казалось, что он берет лопатой груду драгоценных камней.
— На материковых шахтах мы ставим крепления, — рассказывал шахтер, — а тут сама мерзлота держит все и не дает осыпаться…
Воздух в шахте был особенный. Тымнэро еще ни разу в жизни не чувствовал такого запаха — таинственного и печального.
— Здесь никогда ничего не меняется. — Шахтер повел лучом фонаря по светящимся стенам. — Постоянная летом и зимой температура, состав воздуха. Незыблемость, так сказать…
Шахтер посветил лампочкой в лицо Тымнэро и спросил:
— Понимаешь, о чем я говорю?
— Понимай, понимай, — закивал Тымнэро, хотя большую часть того, о чем с таким жаром говорил шахтер, он не понял.
— Понимай, говоришь? — Шахтер пытливо посмотрел в глаза Тымнэро. — А я вижу, что никакого понимания у тебя нет… Знаешь, что такое вечная мерзлота?