Несколькими часами позже во дворе госпиталя появился отряд Светлова с подводами, и тут уже все поняли, что пришла помощь. Из главного корпуса, из складов и подсобных помещений выбегали сестры, няни. Обнимали бойцов. Целовали. Причитали. Несмотря на холод, распахнулись окна. Выглянули раненые. Те из них, кто мог двигаться, выскакивали в исподнем во двор. Мелькали костыли, палки.
Из рассказа Н. А. Вяткиной
26.10.41 г.
«…Трудно говорить, понимаешь, здесь такое творилось. Страшно было. Шестого октября… В понедельник… Связной прискакал с приказом об эвакуации. Часов в десять или около того, точно не помню. Машины подошли. Мы погрузились быстро. Часа в два уже поехали. Лес миновали, на дорогу выбрались. Тогда-то все и произошло. Будто ждали они нас. Танки появились, мотоциклы. Стреляли в упор. Не посмотрели, что машины санитарные, видели, что колонна с ранеными, и стреляли. Танки сбрасывали машины с дороги, давили гусеницами людей… Не могу… Такое творилось… Мне плохо стало. Очнулась в лесу. Рядом на траве генерал Веденеев лежит. Его к нам накануне доставили. Он без сознания был. Ранение тяжелое, крови много потерял. Ему ведь только-только операцию сделали, а тут эвакуация. Я огляделась, вокруг меня сестры, няни в голос ревут. Успокаивала, как могла. Раненых надо было собирать. Тех, кто жив остался. Веденеев жив был, значит, и другие могли остаться в живых. Сестры сказали, что я это Веденеева на себе тащила, когда немцы ударили. А я и не помнила. Видела только, как гусеницами они по людям… Что же за нелюди-то такие, Ваня? Как же жить они после этого могут? Спать, есть, воздухом дышать… Зверь такой жестокости себе не позволит…
Делать надо было что-то. Пошли раненых собирать. Перед глазами такое открылось. Мертвым лица от ужаса свело. Опушка леса в крови. Кровь, остатки тел на деревьях чернели. Трава от крови утяжелела, полегла. По крови мы и шли.
Из врачей я одна осталась, остальные погибли. А какой из меня врач, только звание воинское. Терапевт я. Но и людей надо было спасать. Машины целой не осталось. Нам колхозники помогли. Узнав про беду нашу, подводы пригнали, помогли раненых перевезти. Мы сорок девять раненых привезли. Это из двухсот-то сорока. Бои тогда не прекратились, гремело кругом. Трудно было. Ни лекарств, ни продуктов после разгрома не осталось. Раненых к нам несли и везли. Тут полковника Бородина привезли. Тоже тяжелый. Узнали мы от бойцов, что штаб разгромлен. Страшно стало вдвойне. Ждали, что с нами станет. Подняться бы да уйти… Куда? На чем? Раненых не оставишь. Хорошего не ждали. После того, что случилось, после того, чему стали свидетелями, надеяться на жалость, на гуманное отношение не могли и выхода не видели. Так и жили с надеждой на чудо. А где оно, чудо, в чем? Армия погибла, не до нас — это мы понимали».