Стефану посоветовали поехать в город, попытаться устроиться там швейцаром или посыльным. Медаль могла бы помочь ему в этом. Но он, как и многие в селе, боялся города. И без него безработных калек там хватает. Была и ещё одна причина, которая не позволяла ему уйти из Маркулешти: давно уже его сердце крепко держала в своих руках Флорика — дочь соседа.
Стефан полюбил её ещё до войны, крепким, здоровым и веселым парнем, когда ему было всего девятнадцать и он не хуже других мог отплясывать на деревенских вечеринках под звуки бубна и скрипки. Не было для Стефана девушки краше Флорики не то что в Мэркулешти, а и во всей округе. Да и Флорика улыбалась ему ласково. Прошло совсем немного времени, и они уже решили, что к осени, когда будут убраны кукуруза и виноград, оба попросят у родителей благословения. Но осенью Стефана неожиданно взяли в солдаты: объявили какой-то внеочередной набор. Флорика дала клятву ждать, пока он отслужит свой срок — два года. Не успел Стефан прослужить и несколько месяцев, как началась война с русскими, его полк сразу же отправили на фронт…
Ещё в лазарете он старался свыкнуться с мыслью, что теперь нечего и думать о счастье с Флорикой. Не отдадут её за калеку.
Радостным было, несмотря ни на что, их первое после долгой разлуки свидание. Флорика и слушать не хотела о том, что они не смогут быть вместе. Она уверяла, что уговорит отца дать согласие на свадьбу. Вот только где они будут жить? Она знает — отец ни за что не согласится отпустить её в такой бедный дом, как дом Сырбу: хозяйство отца Флорики не такое уж богатое, но и не такое скудное, как у Сырбу. Может быть, отец согласится принять в дом Стефана?
«Нет! — возразил Стефан Флорике. — В хозяйстве твоего отца руки нужны. А у меня — только одна рука…»
Горькой была их следующая встреча: Флорика сказала, что отец и слышать ничего не хочет о Стефане…
Набравшись мужества, Стефан сказал себе: вместе им все равно не быть. Надо оторвать Флорику от сердца. Но не так-то легко это сделать…
* * *
Послышались шаги, Стефан обернулся: к огню вразвалочку подходил русский сержант Василе.
Федьков вышел взять на повозке махорки, чтобы одарить ею хозяев. Когда увидал Стефана, понуро сидящего у огня, подумал: не обиделся ли на него этот парень? Но какие теперь могут быть между ними обиды?
— Ну, Степа, чего пригорюнился? — весело спросил Федьков, присаживаясь на обрубок бревна рядом.
Стефан чуть улыбнулся и прошептал что-то.
— Не понимаешь, значит? Эх, беда, в языке-то вашем я темноват… Да и ты — у нас побывал, а говорить и мало-мальски не намастачился.