Она вдруг повеселела. Наверное, сейчас это будет лучшим лекарством для нее: легкий романчик с таким вот мужчиной, который через пару-тройку дней, когда они смогут, наконец, принять вертикальное положение, скажет, что все было замечательно и он никогда ее не забудет…
Она чуть прищурила глаза и, выбрав лучшую из своих улыбок, перебила поток его красноречия:
– Так что мы будем делать сегодня вечером, Пьер?..
Двух дней им оказалось мало. Трех – тоже. Неделя вышла недостаточно длинной… Пьер и Жозе стали проводить вместе двадцать четыре часа в сутки, и где-то даже это можно было бы назвать нежной дружбой с большим эротическим уклоном. Мадам Лоик пришлось взять на себя заботу о Сицилии, потому что Жозе почти не появлялась дома. Льюис, который тоже мог видеть ее теперь крайне редко, радовался одному: может быть, с новым романом она забудет свою безумную идею насчет отдельного выпуска?..
Ан нет. В редкие ночи, когда они с Пьером разъезжались по домам, Жозе упрямо рисовала, рисовала, и с каждым разом ей все больше нравилось то, что получалось… Она почти не спала весь месяц: стала тоньше, прозрачней, под глазами у нее залегли темные круги, но лицо при этом было абсолютно счастливое. Новому любовнику она ничего не рассказывала, к тому же ей было бы трудно обсуждать с мужчиной то, что произошло между ними с Шарлем…
Пьер, с молодости пресыщенный женским вниманием и, казалось, уже не способный открыть для себя ничего нового на ниве любовных утех, вдруг впал в какой-то юношеский восторг. Он просто ошалел от Жозе, и многое в его прошлом стало казаться теперь просто смешным, а романы с другими женщинами абсурдными: разве можно было любить и желать этот примитив, когда на свете родятся такие девушки, как Жозе?..
Они говорили обо всем на свете, им не было скучно, а у Жозе словно выросли крылья за спиной, потому что теперь ее принимали такой, какая она есть, и не требовали ходить по струночке. Даже больше того: Пьер был большим любителем всего подлинного и самобытного, поэтому обожал детские косички Жозе и не терпел, когда она, например, надевала на себя украшения. Теперь она забросила все свои каблуки и шпильки, перестала носить короткие юбки и тесные костюмы, наслаждаясь свободной одеждой. Она, конечно, старалась не терять привлекательности, ведь этого нельзя было допускать не при каких обстоятельствах, потому что… Наверное, некоторые заповеди Марка она впитала в себя так глубоко, что даже не заметила, когда стерлась грань между ее собственными вкусами и его наставлениями. Она знала: женщине нельзя терять красоту никогда, ни в какой одежде. Поэтому раз в неделю, имея склонность покупать обувь, независимо от того, нужна она ей или нет (у Жозе имелась великолепная коллекция босоножек и летних туфель – к зимним сапогам она относилась гораздо прохладней), они вместе с Пьером отправлялись гулять по магазинам.