– «И вообще» – это серьезный аргумент… Ах, да, чуть не забыл! – Шарль достал из кармана визитку, исписанную какими-то дополнительными телефонами.
– Зачем так много?
– Чтобы не потеряться. Все мои телефоны в двух странах. Звони, если будет скучно.
– Если будет скучно? – У нее вытянулось лицо.
– Конечно! Мы же друзья.
– Позвоню. Всего хорошего, Шарль. – Она пошла к двери.
– Жозе!
– Я очень устала!
– Жозе, мы кое-что забыли! – Он нагнал ее, схватил на руки и, приподняв от пола, поцеловал, обжигая горячим дыханием. – Мы скоро увидимся, не обижайся. Я буду здесь через две недели. Если ты не прилетишь ко мне раньше!
– Шарль, я тебя не понимаю. Я не понимаю, что ты от меня хочешь!!!
– Всего лишь тебя… Ты забыла дать мне свою ответную визитку. – Он почти смеялся.
– Возьми у Агнесс! – крикнула она уже через двери подъезда.
Шарль действительно поехал к Агнесс, чтобы забрать свои вещи, которые с Рождества так и лежали у нее, и чтобы, забрав их, больше уже не встречаться в Нью-Йорке никогда. Конечно, они понимали, что судьба их еще сведет, если Шарль и Жозе будут вместе. Но сейчас им обоим не хотелось об этом думать. Шарль чувствовал себя слишком виноватым, а Агнесс – слишком рассерженной.
– Еще раз прости, Агнесс, – сказал он ей перед дверью. – Но из нашего союза ничего не вышло бы все равно. Ты и сама это видела еще в Нью-Йорке.
Ей захотелось огреть его чем-нибудь тяжелым. И любимую подругу – тоже!
– Знаешь что, Шарль? Возьми-ка на дорогу вот это! – Она протянула ему комиксы Жозе.
– Что это? Нет, это не мой жанр… Постой, постой. «Дорогой Агнесс…» Это что? Её комиксы?
– Угу. Угу. – Агнесс со злорадством кивала. – Её. Она просила это тебе не показывать.
– Не показывать?
– Да. Но тебе будет очень интересно, дорогой Шарль. Всего хорошего!
…Когда он открыл в самолете первую страницу, лицо его изменилось: это же… Да это же про них! Шарль стал медленно листать журнал, прочитывая знакомые фразы, которые он говорил, узнавая других героев: Себастьяна, Жака, Люсиль… Он становился бледней с каждым разворотом, по мере того, как текло время полета, а действие приближалось к кульминации. Потом он резко захлопнул картинки. Он боялся читать дальше. Он смотрел перед собой остановившимся взором и начинал понимать, какой он был глупец!
– Так вот о чем ты думала все это время, – пробормотал он, вытирая неожиданно выступивший пот. – Ты любила меня и боялась, что я об этом узнаю.
Он вдруг вспомнил ее слова: «А весь ноябрь я рисовала. Представляешь, я не могла остановиться: я рисовала везде: дома, у Пьера в павильоне, на работе, в транспорте… Это мой именной выпуск. Нет, показать его я не могу. Потом… Как-нибудь потом…».