— Вы уверены, что мне без этого не обойтись?
— Что значит “уверен”, девочка? Может, завтра мессия сойдет на землю и станет судить всех по своему закону — кто в наши дни может быть в чем-то уверен? Слава богу, мы знаем, что нам грозит, и у нас еще есть время. “Поцелуй” заморозит те процессы в твоем прекрасном теле, которые теоретически — Дана, я сказал “теоретически”! — грозят неприятными последствиями. После этого тебе лет двадцать не понадобятся никакие омолаживания, а за это время наука что-нибудь придумает. Наука ведь не стоит на месте, нет, Даночка, ученые все время придумывают что-то новенькое…
Через двадцать лет я буду никому не нужна, подумала Дана Особенно пройдя через “поцелуй Снежной королевы”. Можно подумать, Фробифишер станет со мной возиться. Но если быть честной, Дана, ты же предполагала такой вариант, разве нет?
— Почему вы не хотите написать этого в отчете, док? Боитесь, что Фробифишер…
Голдблюм смешным жестом марионетки вскинул руку и приложил палец к губам.
— Никаких имен, Дана. Просто такие конфиденциальные сведения мы всегда стараемся сообщать нашим клиентам лично. И потом, “поцелуй” недешев. Тебе наверняка придется объяснять, почему клиника предложила сделать такую дорогостоящую операцию именно сейчас. Подумай, что именно нужно знать твоему боссу. И можешь рассчитывать на меня, девочка, — он узнает только то, что ты посчитаешь нужным ему сообщить.
К Дане постепенно возвращалось самообладание. Она откинулась в кресле, закинула ногу на ногу — новая кожа отозвалась болью потревоженного ожога. Старая сморщенная обезьянка напротив ободряюще улыбалась, но глаза ее смотрели настороженно.
— Сол, — Дана впервые назвала доктора по имени, — как вы себе представляете такой вариант? Моему боссу придется смириться с тем, что я больше не омолаживаюсь, и одновременно выложить кучу денег на мое превращение в ледяную куклу? Надо быть полным идиотом, чтобы добровольно пойти на такое, а Роберт совсем не идиот. Да он вышвырнет меня как котенка, едва услышав про мои проблемы. Подскажите мне, что бы вы сделали на моем месте. В конце концов, это наверняка не первый случай в вашей практике…
Следи за глазами, Дана, приказала она себе. Если он посмотрит вверх и вправо — значит, солжет. Фробифишер когда-то сам объяснял ей эти азы психологического тестирования.
Голдблюм посмотрел прямо на нее.
— Дана, на твоем месте я вообще не стал бы делать себе эти дурацкие операции. Мне семьдесят два года, Дана, я еще помню времена, когда даже в забытых богом кварталах Южного Бронкса из кранов текла нормальная вода, которую можно было пить… Тогда люди тоже были одержимы идеей вечной молодости, просто наука не могла еще им помочь. А я, хоть был молодым и глупым, уже понимал, что это неправильно. Нельзя нарушать божественное предначертание, а ведь то, что записано у нас в клетках, в спиралях ДНК, это и есть голос неба. Сказано тебе выглядеть в тридцать лет двадцатилетней — ты и будешь так выглядеть. Но в шестьдесят возвращать себе облик подростка — это просто издевательство над промыслом божьим. Моя вера очень строга в таких случаях: за все прегрешения, подобные этому, следует жестокая и неотвратимая кара. Но ты не можешь упрекнуть меня в том, что я не предупреждал тебя раньше — в той или иной форме я говорил тебе это с первого же дня. Просто ты не слушала и рассчитывала на везение — как и все молодые люди…