Никогда ранее ужас в Андрее не зашкаливал так высоко. Даже в день гибели Даши. В той вечности страх потрошил его личность – верхушку айсберга. А сейчас крошилось подсознание – фундамент, на котором стояло всё. Мозг трещал по швам.
Андрей приставил нож к горлу. Он не хотел умирать в неимоверных страданиях. Вколачивал в себя мысль, что лучше зарезаться и уйти из этого мира быстро, чем ощущать всё чрезмерно истеричной плотью и видеть, как откусывают руки и ноги, как отрываются от тела его части, как сосуды прыщут кровяными струями, как вываливаются кишки… И всё равно не получалось! Даже если он проткнёт себя, свет не погаснет мгновенно. По любому придётся испытать отвратительную боль…
А клыки-колья вонзались в красную мякоть всё глубже. Андрей ныл, стиснув зубы. Пот шёл из него так, словно он выжимал сам себя. Острая сталь на кадыке ходила ходуном и давила сильнее с каждой резиновой секундой. Она уже раскарябала кожу, но так и не решалась сделать завершающий толчок. Слабый разум заблудился в трёх соснах, между участью долгого свежевания и обтёсывания с разных сторон, желанием поскорее покончить со всем этим при помощи ножа и страхом перед мучениями и смертью. Он не мог выпутаться из этого треугольника, метался из угла в угол всё быстрее и хаотичнее, крутился воронкой на месте и вскипал. Мозги будто вращались вокруг своей оси дисковой пилой, перетирая череп.
Чёрная звезда ужаса в голове готова была вспыхнуть сверхновой…
Андрей слышал крики других…
Закрыл глаза и закричал сам. Безумно громко – дабы огородиться от псиного рыка, от предсмертных стенаний людей, от звуков раздирающихся мышц, хрящей и сухожилий.
И вместе с ним взвыли все собаки. Столь дружно и мощно, что ладони ополоумевшего Андрея невольно поспешили захлопнуть уши.
И захлопнули. Обе!.. А ведь одну из них только что усердно жевали челюсти…
Но теперь… Теперь он беспорядочно катался по земле, не убирая рук от ушных раковин… Он был свободен! Звери будто отпустили его…
Правда вскоре он понял невозможность этого. Просто на самом деле душа уже отделилась от истерзанной оболочки и вальсировала сейчас в невесомости…
Лай, уже наросший токсичной плесенью на слуховых каналах, в одну секунду отмер. Наступила тишина…
Андрею не верилось. Он не мог и мечтать о столь лёгкой гибели. Думал, что пытка будет бесконечной. А тут… Хотя, если честно, он не так представлял себе это.
Круговерть остановилась…
И всё же не было чувства абсолютного полёта. Ещё присутствовало нечто земное… Жёсткость… Притяжение…
Он открыл глаза.
Перед ним светилось небо – белоснежные хлопья кучевых облаков с архипелагами кремовой голубизны.