Андрей почувствовал себя одновременно гением, шагнувшим за грань ранее не ведомого, и глупцом, только сейчас понявшим очевидное. Он смотрел на Виктора… Он смотрел в зеркало…
Он – это Виктор.
Чтобы прийти к такому умозаключению, надо было обагрить своей кровью и просолить своими слезами всю локацию. Надо было убить Дашу.
Андрей в последний час жизни – это Виктор на протяжении… вечности… Потому что в таком состоянии даже день пропадал в бесконечности…
Ни всплесков, ни колебаний Андрей, как и Виктор, ни к чему уже не испытывал. В том числе и к своему открытию минутной давности…
Но появились вопросы…
«Что-то держит его месяцами, не даёт расстаться с этим… миром, так называемым… За всю игру он ещё никого не убил… Участвовал, направлял, но самолично не отнимал…»
…и появились ответы.
«Теперь я знаю, кто достоин победы».
Андрей вернул внимание обнимающейся паре.
– Нас же трое оставалось, ты сам говорил… – В Ирине, смятение которой теперь было отчётливым, всё начало ломаться, а из осколков складывались предположения и опасения. Дыхание её завибрировало. Вымоченная в яде правда медленно проникала спицей через трубку горла в клубок из мыслей, куда Ира боялась и не хотела её пускать. Она бы отступила на несколько мгновений назад и намеренно не стала бы замечать Виктора – укрыла бы глаза и отдыхала бы в беспамятстве на крепком мужском плече. Но девушка не способна была оторвать от своего лица всё то, что варилось в котле под ним и вытекало наверх. А уж прятать подозрения от Бориса, давно их уловившего… Потому, наверное, она решила требовать объяснений. Ведь она, ради него водрузившая на себя величайшие грехи – предательство и убийство, – заслуживала эти самые объяснения.
– Ты же сказал, что убил их… Т-ты… сказал…
Над ними сверкнула молния.
– …чт… что мне нужно лишь…
Грянул гром.
Ира не вскрикнула, а только ойкнула. Откинулась назад и повисла гибкой дугой на руках Бориса, в одной из которых был пистолет с окровавленным дулом. Длинные девичьи волосы слились в прямое острие копья, тянувшееся вниз, к земле… Словно стрелка гигантского компаса указывала на то место, где Ирине надлежало пробыть оставшуюся часть вечности…
Закапавший дождь быстро и ровно сменил клацанье на шипение, а стаю – на рой.
Борис бережно положил тело на траву, мокрую и грязную, и навсегда опустил ладонью её веки… Любовно провёл взглядом и пальцами по щеке, которая никогда больше не обожжётся о слёзы…
– Спи, малютка. Так для тебя будет лучше.
Он встал, распрямился, размял суставы. Отряхнул от крови руку, недавно охватывавшую талию Ирины. Вздохнул и почесал затылок – как набедокуривший школьник, вышедший из кабинета директора.