– Отдышитесь, Анастасия Николаевна, присядьте, – сказал Марк Горов.
А Черников промолчал. Денис Михайлович нервно кусал губы, наверное, они потрескались от осенней непогоды.
– Анастасия Николаевна, мы подумали с Денисом Михайловичем и решили предложить вам новое направление. Как вы относитесь к проведению выставок? Мне кажется, вы справитесь.
И Горов говорил-говорил-говорил. А я ничего не слышала. Я лишь смотрела на его губы. Они не растрескались, не обветрились. Нормальные мужские губы. Но ни у кого прежде я таких не видела. Самые лучшие губы на свете. У Марка Горова все самое лучшее.
– А деньги вы получите в бухгалтерии, – в сказочную музыку неожиданно вклинился тонкий фальцет. Со свистом.
Я обернулась к Черникову. Что-что я должна получить, какие такие деньги? Но мужчины уже говорили о чем-то другом, что явно означало: высокая аудиенция окончена. Черников нагло подталкивал меня к выходу. Он осторожно ставил ногу и передвигался на пять сантиметров, медленно, ползок за ползком, так он выдавил меня из кабинета, будто пасту из тюбика. И я была вынуждена оставить переговорное поле, так и не поняв толком, чем я стану заниматься и какие деньги мне выделили в бухгалтерии. Вернусь в офис, попью чаю, согреюсь и все разберу по полочкам. Меня так колотило, словно мой организм сотрясала какая-то неведомая лихорадка. Но мне не позволили дойти до офиса. Опять залился соловьем сотовый.
– Анастасия Николаевна, зайдите в бухгалтерию, – сказал женский голос.
Голос мгновенно пропал, мне показалось, приснилось, почудилось. Я оглянулась. Может быть, все происходящее лишь грезится? Еще месяцем раньше я пропадала от слабости духа. Мне казалось, что я не смогу выжить в этом мире, у меня слишком тонкая кожа, точнее сказать, полное отсутствие кожи. Я воспринимаю реальность не так, как другие люди. И вдруг все переменилось. Мне доверили сложный участок деятельности, выделили финансы и даже вызвали к руководству на деловые переговоры. В бухгалтерии меня с нетерпением ждали.
– Здесь тридцать тысяч долларов, – сказала миловидная женщина, лет тридцати с лишним. Эти «с лишним» можно было растянуть, как резину, на целых десять или пятнадцать лет, как вперед, так и назад. Обожаю женщин неопределенного возраста, вот бы мне так же, когда-нибудь, когда доживу до тридцати с лишним.
– А на что они мне? – растерялась я.
– Как это на что? На оплату аренды выставочного зала, – удивилась женщина.
Она высоко подняла брови, что могло означать лишь одно: как можно доверять разным придурковатым девицам проведение даже одной малозначительной выставки, а ведь это такое важное дело.