– Я пойду, – неуверенно сказала я, с трудом отцепив когтистую руку от своего пальто.
– Ты сходи-ка, милая, к колдунье, вот тебе телефон.
Старуха сунула мне в карман пальто какую-то бумажку. Я отпрянула и вдруг бросилась бежать. Бежала, пока не устала. Остановилась и поняла, что нахожусь в незнакомом месте. Я ни разу здесь не бывала. Трамваи, люди, перекрестки, лязг и скрежет, визг тормозов и автомобильный шум. Я подняла руку и остановила такси.
– На Мойку, – сказала я.
Больше я не выходила одна. Вовка вывозил меня в Павловск, иногда на Крестовский остров. Любимые места не радовали, и я вообще перестала выходить на улицу. Подолгу лежала в постели, разглядывая полоски на обоях и портьерах. Ни о чем не думала, мне хотелось умереть. Я устала, ведь для того, чтобы поднять мое тело из горизонтального положения, нужно было приложить нечеловеческие усилия. У меня больше не было сил – они иссякли. Я не знала, на что потратила жизненную энергию. Она вышла из меня, как воздух из резинового шарика. Однажды муж заставил меня выйти из дома. Вовка набросил на меня пальто, а я сунула руку в карман, нашарила какую-то бумажку.
– Володя, отвези меня по этому адресу, – сказала я. И Вовка беспрекословно подчинился. Муж не знал, как относиться к моей странной болезни. Многочисленные консилиумы и комиссии не могли договориться между собой. Я умирала. Меня звала на тот свет моя мама. Я знала, что она давно ждет меня.
Колдунья оказалась молодой женщиной, вполне упитанной и жизнерадостной. Она толкнула Вовку крепким кулаком в грудь, оставив его в прихожей. А меня затащила в темную комнату. На столе догорала свечка. В углу работал крохотный телевизор. Ничего колдовского. Разве что свечка.
– Меня Настей звать, а тебя как? – спросила колдунья.
– Варей, – сказала я.
Настя быстро ощупала мою спину, пальцами провела по позвонкам, будто пробовала струны гитары перед игрой, больно сжала предплечья, надавила на шею.
– Кровь у тебя застоялась, застыла. Ты, как лед, и внутри, и снаружи. А ведь ты могла бы жить иначе. От тебя яркий свет исходит. Видишь, как горячо, – сказала колдунья. Она провела рукой над моей головой. Я ощутила жар. Уши и лицо заполыхали огнем. – Ты сама можешь счастье дарить. От тебя люди, как лампочки, зажигаться должны. А ты свой свет насильно загасила. Гарью от тебя несет.
От монотонного голоса в комнате запахло паленым, будто кипящий воск прожег старенькую скатерть на столе. Я вдруг почувствовала брезгливость к происходящему.
– Я, пожалуй, пойду, – я резко встала и пошатнулась. Затхлый воздух скопился в легких. Невозможно вдохнуть воздух. Его здесь вообще нет. Мне до боли захотелось солнца и ветра. У колдуньи ни того ни другого не водилось.