– Угомонись, Гоша, все нормально, надо заново пересмотреть наши функциональные обязанности. Если ты считаешь, что я слишком мало делаю, значит, надо добавить мне нагрузку. Я тебе, Гоша, не капризная барышня. Я тоже могу разливать по стаканам живительную влагу.
Я развеселилась. Представила, как сижу на камешке и лью воду на жернова российского капитализма. Вода течет мимо пальцев, струится, журчит, стремясь убежать на волю. А я удерживаю, ограничиваю, измеряю, останавливаю. Бутилирую. Пакетирую. Природа планеты в моих руках.
– Посмотрим, – буркнул Саакян. Хмурый и неврастеничный от природы, обычно Гоша умеет держать себя в руках, но в последнее время совсем распустился. Мы повесили трубки одновременно. Каждый остался при своем мнении. Никто никого не переубедил. Только разнервничались, разозлились, и ради чего мотали нервы друг другу, никто толком не объяснит. Кажется, я научилась понимать мужчин. Всех, какие имеются на белом свете. Могу объяснить тонкий изгиб души любого индивида мужского пола. Но иногда ничего не понимаю. Кто бы мне объяснил, с чего это Гоша взъелся на меня? Раньше я бы непременно побежала советоваться с мамой. А сейчас сама могу давать консультации по разным психологическим коллизиям. Мама уже не может вскрывать суровые реалии изменившегося мира. Мамин скальпель притупился. Взгляды безнадежно устаревают. Принципы ветшают. Во всем требуется обновление. Даже во взглядах.
И тогда я решила посетить источник. Поехала к Саакяну на производство. Решила съездить в разливочный цех, чтобы одним глазком взглянуть на стеклянную тару, бочки, печати, накладные, на ящики и другую лабуду. Всем этим Саакян занимался в одиночку. Типа – мужское дело. Саакян все-таки восточный мужчина. Где-то глубоко в корнях у него этот самый Восток сидит. Производство должно быть в мужских руках, а женское дело организовать и оформить, повернуть флюгер в нужную сторону. Настал час, когда флюгер остановился, замерев в недоумении. Не понимает, куда нужно двигаться. Ветер свободно обдувает его, а он торчит, как запаянный, совсем помертвел. Надо подтолкнуть, расшевелить, поймать порыв ветра. И тогда все наладится.
Я добралась до какого-то дома, долго справлялась у прохожих, выясняя, туда ли приехала. Выяснилось, что туда, направление выбрано верно, компас не обманул. Старинный дом с облупившимися стенами. На первом этаже на шатких петлях повисла железная дверь, ржавая, изъеденная временем. Я робко толкнула кусок металлолома. Дверь не сдвинулась с петель. Тогда я осторожно пролезла в щель, прошла через пустую комнату, увешанную толстыми трубами вдоль и поперек, наконец очутилась в странном помещении. Замызганная раковина с проржавевшим краном, фляги, ведра, ящики, грязные бутылки, сваленные в кучу. Какой-то щуплый мотопарень в каскетке козырьком назад наливал в пустую бутылку воду из-под крана. В бутылке торчала огромная воронка.