– Все обои мне порвал, – проворчала из кухни мама.
– Мам, ты дома? – крикнула я.
– Переночую у тебя, уже поздно, – сказала мама, появляясь в дверях, как привидение.
– Ночуй, конечно. – Я прошла в кухню, прижимая к себе счастливого Цезаря.
– Он рвался домой, весь извелся, стал капризным, вредным, обои порвал, кашу не ест, от яиц отказывается, даже печенку перевернул на пол… – Мама, кажется, вошла во вкус, перечисляя грехи и подвиги боевого кота.
– Мы соскучились по дому, по маме, – сюсюкала я, нежно прижимая котенка к груди, умирая от умиления.
– Инесса, что у тебя с работой? – спросила мама, наворачивая рыбный салат. Она ест рыбу только в моем доме. У себя она питается по старинке – щи, каша, котлеты, компот. Рыбные салаты и фруктовые коктейли считаются признаком легкомысленного поведения, чем-то вроде завтрака обедневшего аристократа.
– Мам, не доставай меня, все в порядке. Забери с собой рукопись. Я перевела текст. Деньги привезла? – Я встала в боевую стойку. Все надежды на пополнение оскудевшего бюджета я возложила на плодовитую писательницу. Теперь она моя кормилица. Без богатого творческого наследия роковой женщины я умру голодной смертью.
– Привезла, на столе, в конверте, – прошепелявила мама. Моя мама, совсем как Блинова, любит разговаривать с набитым ртом. Я не стала делать замечание. Пусть делает, что хочет – ест, разговаривает, воспитывает, только бы не срывалась на ссору. Мама до сих пор воспитывает свое неразумное дитя, никак остановиться не может. Но я терплю мамины уроки, а за мученичество требую малого.
– Мам, съезди к Блиновой в больницу. У Кати мать-инвалид, совсем не ходит. Передачи носить некому. А я тебе денег отсыплю, – умильно произнесла я.
Буду использовать ситуацию в свою пользу. В наше время все так делают. Чем я хуже других?
– Инесса, любишь ты ездить на чужом горбу, – беззлобно парировала мама.
– Люблю, мам, люблю ездить на чужих спинах, – призналась я, – за больницу обещаю тебе поход в кино.
– Ни за что! – отрезала мать. – Ни за что. В кино не хочу.
– Мам, у тебя плохое настроение? – осторожно поинтересовалась я.
– Плохое, Инесса, плохое у меня настроение, ты сидишь без работы, семьи нет, внуков я никогда не дождусь, откуда быть хорошему настроению. Я тебя вырастила, воспитала, дала приличное образование. Мой покой зависит от тебя. Впрямую. А ты занимаешься черт знает чем, ерундой всякой! – мама выкрикнула последнюю фразу мне в спину.
Я ушла в спальню. Так и есть. Я оказалась провидицей. Мама приехала за правдой. Она всячески старалась устроить сцену. В ней бурлило яростное желание устроить модные нынче разборки. Только сегодня я поняла – мать безумно мечтает выдать меня замуж за кого угодно. Хоть за слона. Хоть за олигарха. Если я откажусь выйти и за первого, и за второго, мама свихнется. Она готова на все. На любые условия, даже на боевые действия. Ничего у нее не выйдет! Я мысленно одобрила собственный стиль поведения. Я ушла не в спальню. Я ушла от ссоры. Мама перекипит, выплеснет злость на немытую посуду, на недочитанную книгу, еще на что-нибудь. Я не буду выяснять отношения. Моя жизнь – великая ценность. Я сама создам собственное царство, как Бобылев создал свое. И мне будет хорошо в моем раю. Алексей Слащев – не помеха. Если он идет за мной по пятам, преследуя меня звонками, шантажом и местью, я уйду в самостоятельное плавание. Лягу в дрейф. И меня больше не настигнет карающая длань жестокого мстителя. Я повернусь к Алексею спиной. И эта спина станет препятствием, как броня. Слащев не пробьет монолитную стену. У него сил не хватит. На этой волне меня унесло далеко в море. Я дрейфовала, сладко и вольготно. Недосягаемая и свободная. Надо мной кружили чайки. Белые и чистые. С души спала пелена. Я перешагнула через страх, будто пробралась сквозь таежную чащу. Страх остался позади. Он рассыпался вдребезги, превратился в космическую пыль. Я вновь обрела себя.