Егорова что-то кричала сквозь людской гомон. Слова вспыхивали и гасли где-то наверху. Она отлавливала их в густой толпе пишущей братии модных светских журналов, давала без сожалений интервью, что-то наговаривала на диктофон, без устали фотографировалась в обнимку с модной телеведущей. Я устала носиться за ней по всему залу. Маринка играла последнюю роль в родном театре, а я изнывала от одиночества. Мне тоже захотелось в Москву. Нужно бросить все и всех и устремиться в столицу. Подальше от моей любви. Там большие деньги, слава, поклонники, шоу-программы и реальная жизнь, без иллюзий и романтического флера. И в этом месте я нажала на кнопку «стоп». Стоп! Надо немного подумать.
Можно дергаться на тусовочной ярмарке, как кукла-марионетка, но смогу ли я обойтись без марлевого фона? Пожалуй, переезд стоит отложить. До лучших времен. В глубине зала телеведущая капризно надувала пухлые губки перед телекамерой. Егорова нависла над ней, олицетворяя любовь и поклонение всей страны. Журналисты и фотографы облепили прелестных девушек, как жирные мухи. Все это копошилось, возилось, шевелилось, переворачивалось. Я сердито отвернулась. Не люблю реальное телевидение. Не переношу. Я не могу оплатить съемки и полосу в журнале. Мне претит. У меня старомодное воспитание. А Егорова вон из платья вылезла, так и разгуливает по залу почти с обнаженной душой. У всех на виду, где все напоказ. Все на продажу. И я отошла в сторонку. Пусть шевелятся, суетятся, дергаются. Я постою в сторонке. Я успею. Не нужно торопиться. И я ушла. Тихо и незаметно.
Светские львы и тигрицы остались в зале. Они ждали цыган. Я мысленно пожелала всем теплой встречи. Пусть повеселятся досыта. Отдохнут от дел. Наверное, все устали от неизбывной жажды. Пожалуй, они никогда не утолят сосущий голод. Я вышла на улицу. Автомобили плотно выстроились у входа в ожидании хозяев жизни. А я пошла пешком. На прощальный форс денег не осталось. Помахивая сумочкой, я прошлась по Невскому, открыла ворота, вошла в подъезд. Наверху кто-то сдавленно захихикал. Послышалось шуршание, бормотание, причмокивание. Кто-то играл в любовь. Может, не играл? Я не стала задумываться. Звонко щелкнула замком, чтобы вспугнуть влюбленных. Пусть не расслабляются.
Открыла дверь и вдохнула родной запах. В квартире осталась частичка Бобылева. Теперь я не одна. Меня больше не мучает одиночество. К ногам прижалось что-то мягкое и пушистое. Теплое, живое, с колотящимся сердечком.
– Цезарь, ты вернулся домой, какой ты умница, – я прижала котенка к груди, ощущая радость.