Она беспомощно смотрела в его синие глаза, в его совершенно спокойные синие глаза, и не верила ему, потому что поверить было страшно, и старалась не заплакать, и думала, что нужно сказать что-то очень важное, что-то необходимое, чтобы он понял, что не прав, и никак не могла придумать ничего толкового, и сказала:
— Ты мне нужен.
— Надеюсь. — Он заулыбался, засверкал глазами, медленно протянул руку и осторожно тронул пальцем ее нос. — Надеюсь, что нужен. Кто еще тебе колбаски принес бы? И миндальных пирожных, да? Отвечай честно — все дело в этом, правда?
— Правда, — честно ответила она, глядя в синие смеющиеся глаза и чувствуя мгновенное облегчение. Она всю жизнь избегала драматических сцен и высоких слов, и сейчас обрадовалась тому, что он все превратил в шутку. Ему совершенно не обязательно знать, что это вовсе не шутка — колбаска, пирожные, халат, сапоги… Дурацкий китайский кабак, спокойный сон посреди дня, бесцельная прогулка по вечерней Москве. Никто никогда не интересовался, что она ест, когда отдыхает и во что одевается. Только бабушка и дедушка, но это было давно, еще в детстве, но детство кончилось рано, когда старики стали болеть и слабеть, и ей самой пришлось о них заботиться. Сначала — о них, потом — еще и о муже, потом — о детях. Она забыла, что это такое — когда кто-то заботится о тебе. Она даже и не догадывалась, как это ей нужно.
Евгений убирал с тумбочки остатки их ужина, заворачивал мусор в пакет, наводил порядок, не позволял ей, как он сказал, «пачкать руки», потом помогал ей одеваться, застегнул «молнии» на новых сапогах, подал дубленку, проверил, не забыла ли она новые рукавицы… Она чувствовала себя маленькой, беспомощной и зависимой, но нисколько не боялась этого чувства, потому что о ней заботился он — большой, сильный и родной.
— О чем ты думаешь? — вдруг спросил Евгений, уже собираясь распахнуть перед ней дверь. — Мне иногда страшно хочется узнать, о чем ты думаешь. Вот прямо сейчас, вот в этот момент.
— О тебе, — ответила она с готовностью.
— И что ты обо мне думаешь?
— Что ты большой, сильный и… — Она на миг запнулась, поймала его взгляд, почувствовала, как запылали щеки, и выпалила: — И красивый.
Евгений внимательно рассматривал ее смущенное лицо, вздыхал, хмурился, шевелил усами и наконец строго спросил:
— Вот интересно, я от тебя правды когда-нибудь добьюсь?
— Какой правды? — удивилась Тамара.
— Всей правды, — так же строго сказал он. Помолчал, повздыхал, разглядывая ее лицо, закрыл дверь и сунул ключ в карман. — Знаешь, малыш, мне все время хочется тебя спрашивать… Обо всем. О тебе. И чтобы ты рассказывала, рассказывала, рассказывала… Я, наверное, всю жизнь слушать мог бы.