Маркэнд стоял неподвижно; вид заломленных рук Вестерлинга поразил его. Сильные, уверенные руки ученого... руки человека, который любил и чья любовь потерпела крушение. Маркэнд стоял в ожидании. - Если я уйду, думал он, - я лишу его возможности сказать мне последнее слово, будь то оскорбление или извинение. Подожду немного. - Он стоял, поглядывая на дверь. Но никто не входил. Наконец он решился уйти.
Уже настал вечер, но тьма, в которой он шел к мосту, была точно ослепление после удара по глазам. Элен была в горе из-за него, впала в отчаяние из-за него, дошла до падения из-за него. Каждое слово Вестерлинга - истина. Он наконец увидел себя самого, и зрелище оказалось непривлекательным. Но Элен нужна ему. - Что я могу дать ей? - Ответ заставил его побледнеть: даже сейчас, когда она так отчаянно нуждалась в его помощи, он не мог ей дать ничего. - Это - первое, что я должен признать. У меня ничего... ничего для нее нет.
...Элен была счастлива. Ее мир приобрел смысл: умелое хозяйничанье в доме, деятельность в благотворительном комитете, скука часов, проводимых в обществе матери, чтение книг - все это получило новое значение. Теперь ей сразу становилось ясно, может ли она найти в книге раскрытие истины или же только развлечение. Теперь наконец она могла любить детей, не терзаясь. Тони и Марта были до сих пор для Элен бременем почти непосильным. Они принадлежали ей; но как могла она с _уверенностью_ сказать, что всегда права в своих поступках и мыслях о них? Теперь - слава богу! - она знала, что они не принадлежат ей; что, считая их своими, она проявляла непростительную гордыню. Разве она их создала? Постигла тайну их крови? Господь сотворил в ее теле тайну жизни, ее же дело было только произвести их на свет. Дети, как и собственная ее жизнь, даны ее душе взаймы, на время, и это ко многому ее обязывает. Справится она со своим долгом - и заслуга будет вовсе не ее; а не справится - несмотря на все свои старанья - она будет прощена по той же высшей милости... Теперь ей легко. Дети ее, как и сама она - в боге. Жизнь непостижима, порой прекрасна, порой жестока. Она старалась умилостивить ее, сделать милосердной к детям. Ведь это тоже часть жизни, часть их жизни - если у них есть мать, все делающая для того, чтоб они стали сильными и чистыми. Но главное - сама жизнь и создатель ее - бог.
Она глядела на мужа, и сердце ее пылало. - Он придет, он должен прийти ко мне опять. Он поймет, что я близка ему, и сам станет ближе. - И она ждала. Ей больше некуда было торопиться. Время теперь для нее значило так мало, ибо так огромна была в сравнении с ним благодать. Теперь, когда Дэвид поднимался по утрам с постели, далекий, с глухой болью в глазах, она могла ждать. Со временем господь поможет ему понять, что ее пребывание здесь, с ним, не случайно, что оно так же неизбежно, так же является одной из форм его и ее бытия, как форма их тел.