Хомутов повернулся на спину и даже замычал от досады и злости.
«Скажу, что по дороге старуха умерла, а девчонку шальная пуля прошила… Бой, скажу, был горячий. Во славу фюрера, скажу, полегло сто верных полицаев… А он скажет, раз этих не доставил, тащи других заложников… Ага, других… Не-е-ет, ничего у тебя не выйдет! Хомутова ты голыми руками не возьмешь, не возьмешь…» Выход нашелся неожиданно.
Хомутов поднялся, ощупал себя, все еще не веря, что не задет ни одной пулей, и позвал:
— Пошли, господа полицаи, дело есть!
На другой день в кабинет Ранкенау вошел бодрый, подтянутый Хомутов.
— Господин подполковник, ваше задание выполнено! К сожалению, партизаны успели дойти до хутора раньше, чем мы предполагали, господин подполковник. Они окружили Лузганки как раз в то время, когда мы арестовали женщин и нужных нам детей. Убито около ста верных полицаев в неравной стычке с бандитами. Но ваше приказание все равно выполнили, господин подполковник.
Ранкенау встал и печально склонил голову, делая вид, что ему жаль погибших.
— На то и война, господин Хомутов, — наконец со вздохом проговорил он. — Без жертв не обойтись. Но все эти жертвы, господин Хомутов, во имя нашего будущего! Объявляю вам благодарность! Сегодня же вы получите от командования сумму, которая была вам обещана.
— Служу не только за деньги, но и от души! — отчеканил Хомутов.
— Спасибо. Введите задержанных.
Полицаи втолкнули в кабинет немолодую женщину с ребенком на руках. Увидев перед собой немецкого начальника, женщина заголосила:
— За что они меня поймали, господин начальник? Изверги! В чем я виновата? Тряпкой рот заткнули, связали, как скотину.
Ранкенау с любезной улыбкой попросил женщину не волноваться, пожурил Хомутова: «Ну зачем же вы издеваетесь над беззащитной женщиной? Она, может быть, и не виновата, что ее муж ушел в партизаны».
— Никаких партизан я не знаю! — продолжала кричать женщина. — Муж погиб еще в прошлом году. Изверги, детей не жалеют!
— Вы будете утверждать, что это ваш собственный ребенок?.. — спросил Ранкенау.
Женщина несколько мгновений ошеломленно молчала, не зная, как понимать его шутку.
— Ну, если вы не намерены признаваться, придется вам до завтра подумать в одиночестве.
И Ранкенау приказал отвести женщину в тюрьму, а ребенка оставить здесь.
Несчастную жертву выволокли из кабинета.
На третий день после невыносимых пыток истерзанная женщина стала «давать показания»:
— В лесу пятнадцать тысяч партизан. У них есть пушки, пулеметы и танки. Старик Роман ушел в партизаны… Пишите, пусть возвращается ко мне…