Тяжелый гул самолетов с востока перебил ее мысли, будто сквозняком выдул все ее опасения, и Шура ринулась со всех ног к вокзалу. Обостренным зрением она замечала каждую выбоинку на темной дороге и успевала лавировать между мест предполагаемой опасности. Добежав до старого бревенчатого склада, который сейчас пустовал, Шура достала ракетницу и одну за другой выпустила в сторону эшелона две зеленые ракеты. И тут же, словно на крыльях, ринулась в сторону от сарая, в густую темень. Она бежала не разбирая дороги, бежала под гул, вой и грохот бомб, надеясь, что сейчас никому нет дела до одинокой, насмерть перепуганной женщины.
Возле станции захлопали зенитки, но их тщетные залпы не мешали самолетам, они заходили и заходили на бомбежку, делая круг, и от взрыва бомб, казалось, сотрясается весь город.
Добравшись домой, Шура разобрала в темноте постель и, стараясь не обращать внимания на продолжительные вздохи матери, сделала вид, что устала и сразу уснула. Но уснуть она, конечно, не смогла до рассвета. Она испытывала физическую усталость, как после хорошего трудового дня. Ей казалось, что все эти бомбы она сбросила на фашистские эшелоны собственными руками.
В шесть часов она поднялась, долго умывалась холодной водой и почувствовала себя бодрой, будто всю ночь крепко спала и отдохнула. Быстренько оделась и пошла в столовую.
Офицеры сегодня на завтрак опоздали, причем заходили они по одному, по два, небольшими группами. Лица их были серыми и озабоченными. От вчерашней их словоохотливости не осталось и следа. Только один молодой подтянутый офицер, как бы подчиняясь пристальному взгляду Шуры, сказал:
— Рус, бомба, офицер капут. — И изобразил пальцами некий беспорядок.
— Да, это была ужасная ночь, — проговорила Шура по-немецки. — Я до утра не могла уснуть. Никогда еще на наш город не было такого варварского налета.
Услышав родную речь, молодой офицер оживился:
— А вы здешняя? — Да.
— Вы так хорошо говорите по-немецки, как будто родом из великой Германии.
Шура поблагодарила за комплимент и «призналась», что в ее жилах течет арийская кровь, ибо ее родственники по матери — немцы.
— Поэтому вы остались здесь и не ушли с русскими?
— Да, именно поэтому.
— К сожалению, — раздумчиво проговорил молодой офицер, — не все, в ком течет арийская кровь, служат нашему общему делу.
— Что вы имеете в виду, господин офицер? — холодно спросила Шура, будто ее оскорбил неуместный намек собеседника.
— Я имею в виду то, что сказал, — ответил офицер и, видя, как омрачилось миловидное лицо официантки, решил пояснить — Ночью обнаружили партизанского пособника. Им оказался солдат станционной охраны. Он корректировал бомбежку и не соизволил даже выбросить ракетницу из кармана своей шинели. Вот вам и ариец!