До слуха Вали, хозяйничавшей на кухне, долетали разговоры офицеров-летчиков о положении войск окруженной 6-й армии.
— Генерал-полковник Паулюс произведен в фельдмаршалы, — объявил чей-то голос, и Валя услышала шорох разворачиваемой газеты. — Приказ фюрера. Командующему в Сталинград доставлен фельдмаршальский жезл.
После некоторого молчания чей-то пьяный мрачный голос изрек:
— Живой собаке лучше, чем мертвому льву.
От пьяного офицера потребовали объяснений, и он все тем же мрачным голосом заявил, что сам он предпочел бы быть рядовым солдатом одной из частей, расквартированных во Франции, нежели получить высокий чин фельдмаршала, находясь в блокированном Сталинграде. Из русских снегов не выбраться никому, это ясно даже несмышленому ребенку. Какой толк от этих предсмертных наград? К осажденным не смог пробиться даже Манштейн с его танками. А теперь вся территория котла простреливается русской артиллерией. Солдатам и офицерам несчастной 6-й армии остается одно — молиться.
— Неужели никому из них не удастся вырваться?
— Только в плен! — отрезал мрачный голос.
— Я предпочел бы застрелиться, — высказался кто-то из молодых офицеров. — Говорят, всех пленных русские угоняют в Сибирь и там заставляют работать на рудниках, под землей.
— Сколько панихид будет отслужено в бедной Германии!
— И все-таки лучше пуля в лоб, чем бесчестье в плену! — настаивал молодой офицер.
— Аминь! — насмешливо заключил мрачный голос.
В первых числах февраля Берлин официально объявил о поражении армии фельдмаршала Паулюса. О причинах несчастья не было сказано ни слова. Авиационные офицеры объясняли сталинградскую катастрофу бездарностью пехотного командования. «Опять подвели эти свиньи-пехотинцы!»— ругались они. Однако вместе со всеми офицерами авиабазы вынуждены были соблюдать объявленный Берлином трехдневный траур по дивизиям, погибшим на берегах Волги. Берлинское радио в эти дни без конца передавало похоронные мелодии. В газетах зазвучали призывы к тотальной мобилизации.
В последний день траура генерал Рихтер собрал офицеров своего штаба и объявил о том, что на базу прибывает важный гость из штаба Геринга.
— Я просил бы господ офицеров, — произнес генерал, — отнестись к приезду со всей серьезностью.
Деликатный намек командующего был слишком прозрачен. За последние дни Рихтер объявил несколько выговоров за безудержную пьянку.
— Господин генерал, разрешите вопрос? Вы читали сегодняшние газеты?
— Дайте посмотреть, — потребовал Рихтер. Ему подали номер газеты.
Внимание генерала привлекло опубликованное заявление рейхсминистра пропаганды Геббельса. Впервые за всю войну он вынужден был публично признать: «Мы переживаем на Востоке военное поражение. Натиск противника в эту зиму предпринят с ожесточением, превосходящим все человеческие и исторические представления».