— Кисет тютюна еще никому не был обузой. А люльку засмолить можно не только на привале, но и в седле. От совместного привала я действительно решил отказаться. Подумал, что ты, батько, после тяжкого боя поспешаешь в Переволочну, да и мне время дорого. А поговорить можно и без привала. Не так ли?
— Так. Что желал бы сказать или узнать от меня?
— Хотел бы посоветоваться с тобой, батько, по одному делу, на мою думку, весьма важному для Сечи. Объявила «черная» рада Москве войну, разбил ты царских солдат под Кобеляками и Царичанкой, но ведаешь ли, как сложится война между Россией и Швецией дальше? Вдруг верх в ней одержит не король Карл, а царь Петр? Царь — владыка злопамятный и суровый, припомнит своих порубанных под Кобеляками и Царичанкой солдат не только тебе, но и Сечи. А в гневе царь Петр необуздан и беспощаден.
— Волков бояться — в лес не ходить. А на суровость царя Петра Сечи начхать! Она пережила суровых королей, и суровых султанов, повидала и суровых московских царей. Ни одного из них уже нет, а Сечь была, есть и будет.
— Не сомневаюсь в том, батько, и разговор веду о другом. Допустим, победит не царь Петр, а шведский король с Мазепой, твои друзья-союзники. Тогда уже они припомнят Сечи, что часть казаченек с атаманом Сулимой выступила против них, и пожелают рассчитаться с ней за это. А король с Мазепой в лютости не уступят русскому царю. Вот и получается, что кто бы ни победил в войне — Швеция или Россия, — у нее будет причина явиться на Сечь с расправой. Неужто мы позволим подвергнуть родное для всех нас гнездо такой опасности?
— Не хотелось бы. Ты верно сказал, что судьбу Сечи, когда в войне между царем Петром и королем Карлом выявится победитель, станет решать уже он, а не рада или мы с тобой. Однако это произойдет лишь в случае, ежели мы, сечевики, заранее сообща не позаботимся, чтобы отвести от Сечи беду при любом исходе войны Швеции с Россией.
— Об этом я и хотел поговорить с тобой. Разве нельзя повернуть дело так, чтобы Сечь, как таковая, осталась вне войны царя Петра с королем Карлом, и ей не пришлось нести ответа ни за моих, ни за твоих казаченек, кто бы из них ни оказался бы битым? Мыслю, что можно. Например, если верх в войне одержит Москва, я постараюсь отвести царский гнев от Сечи тем, что представлю себя выразителем интересов истинных, родовых сечевиков, всегда державших сторону России и оставшихся верными ей сейчас. Твоих же казаченек я обрисую как приблуд, сборище удравших с Дона булавинцев и дезертиров из русской армии, пышущих злобой к царю Петру и сумевших увлечь с собой запорожскую голытьбу из вчерашних беглых посполитых. Поэтому со случайно оказавшимся на Сечи сбродом, приставшим к шведам,