— За наших сестер и детей в Старом Кодаке! — и сверкали казачьи сабли над солдатскими головами.
А когда, отобедав и опорожнив штоф водки, Яковлев часок отдохнул и вышел из палатки, на валу казацких укреплений его ждала другая картина. На орудийных площадках звенели бандуры, стучали бубны, плясали гопака казаки. Не забыли они и о русских: на каждой площадке тройка-четверка сечевиков, спустив шаровары, выставила в сторону вражеского лагеря голые задницы и хлопали себя по ляжкам, красноречиво демонстрируя свое отношение к царскому воинству.
Плюнув под ноги и чертыхнувшись, Яковлев возвратился в палатку, сел за стол. О новом штурме Сечи пора забыть: если запорожцы после боя на Днепре торжествовали, то его солдаты пребывали в унынии, а при таком состоянии духа победить окрыленного одержанной победой врага невозможно. Что ж, солдат можно понять: при первой же попытке штурма — не штурма как такового, а всего лишь его попытке! — общие потери атакующих составили четверть их наличных сил. О каких новых штурмах могла идти речь, если на выручку Сечи вот-вот должна подойти орда, а невдалеке на Ворскле расположился табором кошевой Гордиенко, который без особого труда мог перерезать экспедиции дорогу на Киев и навалиться на нее со стороны Переволочны, куда ему от Новых Санжар всего один конный переход?
Конечно, очень обидно, что ему не удалось оправдать надежд, которые возлагал на него князь Меншиков по захвату и уничтожению гнезда запорожских бунтовщиков. Яковлев понимал, отчего командиром карательной экспедиции был назначен именно он, хотя и под началом князя Меншикова и в Киеве у князя Голицына имелось немало генералов, а полковникам не было числа. При подавлении мятежа Булавина на Дону погиб младший и единственный его брат поручик Алексей Яковлев, и Петр часто заявлял, что казачий бунтовщичий дух надобно решительно искоренять везде — на Дону, Запорожье, на Яике.
Вот его и послали искоренять, а заодно предоставили возможность отомстить за сложившего голову под казачьей саблей брата. Наверное, его карьере конец, но черт с ней! Главное сейчас — не покрыть позором свое имя и спасти... да-да, нечего себя обманывать, не взять штурмом недоступную Сечь, а спасти уцелевших солдат и офицеров от гибели. Что отступать от Запорожья нужно как можно скорее — это ясно, а вот какой путь для этого избрать — снова по Днепру или по сухопутью, — необходимо хорошенько обмозговать.
Григорий Волконский положил на стол перо, с удивлением посмотрел на Галагана. Таким он видел его впервые: вытянувшегося в струнку, в застегнутом до последней пуговицы кунтуше, в ярко начищенных, а не просто смазанных смальцем сапогах, без неизменной люльки во рту.