— Я решу это в течение недели.
— Но вы же не думаете оставлять скачки? Нет? — В его голосе звучала тревога. — Я ведь читал в газете о том, что у вас травма, но вы рассчитываете к Рождеству быть в форме, так?
— Да, вы правы, об этом было написано.
— Ну вот и хорошо.
Тревога в его голосе сменилась не менее явным облегчением. Я совсем не понимал причин такой эмоциональности. Ему ни к чему было так волноваться.
— Возможно, «Саксони Фрэнклин» может временно отдать эту лошадь в чью-то собственность, — предположил я.
— Э... э... Кому? Мне? — Его голос прозвучал так, словно это было для Лоудера идеальным решением.
— Не знаю, — осторожно ответил я. — Нам надо все выяснить.
Я почувствовал, что не совсем доверяю ему, хотя до того, как позвонил, не имел никаких сомнений. Лоудер был в пятерке лучших инструкторов по скачкам в стране и, естественно, пользовался авторитетом благодаря своему стабильному успеху.
— Когда Гревил приезжал навещать лошадей, он был один? — спросил я. — Я пытаюсь разыскать его знакомых, чтобы сообщить им о смерти.
— Он никогда не приезжал сюда навещать лошадей. Я был едва знаком с ним, в основном мы разговаривали по телефону.
— Его похороны состоятся в пятницу в Ипсуиче, — сказал я. — Что, если я в этот же день заеду в Ньюмаркет, поскольку буду неподалеку, поговорю с вами, проведаю лошадей, разберусь при необходимости с какими-нибудь бумагами?
— Нет, — категорично отозвался он. Затем, уже несколько вежливее, продолжил:
— Я всегда отговариваю владельцев от посещений своих питомцев. Это лишь беспокоит лошадей. А я не позволяю делать никаких исключений. Если мне зачем-то понадобится ваша подпись, мы договоримся по-другому.
— Хорошо, — покладисто ответил я, не стремясь особо напирать на него. — Я буду ждать от вас известий относительно решения Уэзерби.
Он обещал позвонить и резко положил трубку, оставляя меня в раздумьях по поводу его поведения, показавшегося мне загадкой без ответа.
«Может быть, я все придумал?» — но я был уверен, что нет. Часто оттенки человеческого голоса лучше слышны по телефону, чем при встрече. Когда люди спокойны, в трубке хорошо доносятся обертоны их голоса; когда люди волнуются, голосовые связки напряжены и обертоны исчезают. После того как Лоудер узнал, что я унаследую Дазн Роузез, все обертоны его голоса пропали.
* * *
Оставив свои гадания по этому поводу, я вновь задумался над тем, как известить друзей Гревила. Должны же они быть, в конце концов. Ни один человек не жил в вакууме. «Однако, — тут же спохватился я, — случись все наоборот, у Гревила возникли бы те же проблемы». Он тоже не знал моих друзей. Наши жизни почти не соприкасались, если не считать наших с ним встреч. Тогда мы болтали чуть-чуть о лошадях, чуть-чуть о безделушках, немного о жизни в целом и о разных там интересных событиях.