— Это письмо тоже написано Николаем Лазаревым, только давно, несколько лет назад, как и первое, на котором строится всё обвинение. Я нашел его не на берегу острова в бутылке, а среди старых писем в доме Лазарева. Письмо, подброшенное в бутылке на берег острова Долгого, — фальшивое сообщение о гибели «Смелого». Оба письма Лазаревым написаны в шутку. Когда ещё учился в мореходном училище, он забавлялся с товарищами игрой в кораблекрушения. Они состязались, кто лучше сочинит записку, якобы брошенную в море погибающими моряками. Мог ли Лазарев подозревать тогда, что один из его приятелей по училищу потом подбросит сохранившееся у него письмо на берег острова Долгого, чтобы рукой покойного друга оклеветать капитана Голубничего, которого Николай всегда уважал и любил?
Арсеньев обвел глазами оживившийся зал и добавил:
— Я прошу эксперта проверить, принадлежит ли это письмо действительно Лазареву, как и первое, я по возможности установить, когда именно они оба были написаны.
Эксперты зачитали свои заключения после короткого перерыва. Капитан-наставник Сорока одобрил все решения Голубничего, хотя и упрекнул его:
— На эхолот всё-таки следовало время от времени поглядывать, Сергей Андреевич. У капитана глаза и на затылке должны быть, чтобы всё вокруг замечать...
Однако это упущение, по мнению эксперта, не могло существенно повлиять на судьбу траулера: даже и заметив по эхолоту приближение подводных камней, капитан Голубничий не смог бы избежать столкновения с ними из-за штормового волнения, нагонного течения и ураганного ветра.
Казаков обстоятельно рассказал, почему изменившееся течение никак не могло принести бутылку с письмом к берегам острова Долгого. Он всюду развесил большие и красочные схемы, специально приготовленные его «юными капитанами», и судебное заседание вдруг стало напоминать лекцию.
Положение второго эксперта — из Морского института — оказалось незавидным, Арсеньев даже посочувствовал ему. Он попытался было защищать свою первоначальную точку зрения, но весьма робко и неуверенно. Казаков совсем смутил его ироническими вопросами. Арсеньев не вмешивался в их ученый спор.
Все с нетерпением ждали, конечно, заключения почерковеда. И вот он выступает перед судом. Докладывает, что и второе письмо написано, несомненно, рукой Лазарева.
— В одно ли время написаны, сказать трудно. Но оба листа бумаги имеют, по всей видимости, одинаковое качество, одинаковый цвет и одни и те же составные части. Вероятно, они вырваны из одной и той же тетради. Во всяком случае, под интенсивным воздействием ультрафиолетового света у обоих листов отмечена одна и та же флюоресценция, — закончил свой вывод эксперт.