В первые дни «нового порядка» в тихом городке начались погромы. Убивали евреев. Не щадили также поляков и украинцев. Одной из первых жертв гитлеровского террора стал старый Кшиштофка. Его повесили в собственном доме. Это была месть оккупантов старику за сына-большевика. Еще одно известие ранило Янека в самое сердце: Люся Гольдберг, его первая и незабываемая любовь, погибла от немецкой пули. Несколько недель Янек просидел не выходя из дома. А когда миновала волна погромов и убийств, он начал думать о возвращении во Львов. Правда, сделать это было пока невозможно. Тогда он отправился в деревню к знакомому крестьянину поработать на уборке урожая.
По дороге его схватили полицейские и избили до полусмерти. Очнулся он в грязном, вонючем бараке. Предназначенный для евреев лагерь располагался в двенадцати километрах от городка. Сюда гитлеровцы согнали около двухсот человек — рубить лес. Вместе с ними находилось с десяток поляков, арестованных за различные провинности против «нового порядка».
Мешковский пробыл в лагере шестнадцать месяцев. Испытал все муки постоянного голода, который высушивал кишки, ослаблял мышцы, парализовал мозг. Он завшивел, мерз в холодные морозные ночи, мок под дождем и умирал от жажды в знойные летние дни. Как-то вечером в бараке, где жил Мешковский, разнесся слух, что лагерь в ближайшие дни будет ликвидирован. В ту ночь Янек бежал…
К утру он добрался до своего городка. Постучал в усадьбу знакомого крестьянина. И здесь он узнал страшную весть: неделю назад умерла его мать.
Наступило самое трагическое время в жизни Мешковского. В стране бушевали убийства и погромы. Сам он находился в положении затравленного зверя. Это время заставило его задуматься о многом.
* * *
В первые недели 1944 года Красная Армия освободила городок. Мешковский сразу же вступил добровольцем в Войско Польское. В Сумах ему присвоили звание подпоручника.
Летнее наступление 1944 года принесло многим полякам долгожданную свободу. Но солдат в выцветших гимнастерках и конфедератках не всегда встречали в Польше цветами. Порой гремели и братоубийственные выстрелы.
У Мешковского не возникало никаких сомнений, где ему быть: по эту или ту сторону баррикады. Для него «та сторона» означала Богушайтисов, бездушную муштру в армии, которую бросили ее «вожди» в дни национальной катастрофы, завершившейся неизбежным поражением, страдания, угнетение, ненависть.
Несмотря на это, он так и не смог до конца избавиться от многих представлений, привитых ему в гимназии и военном училище. Брыла заметил это еще во время их первого разговора.