Владелец ресторанчика то бледнел, то краснел. Переводил взгляд с одного офицера на другого. На его лице было написано такое неподдельное изумление, что Мешковский не выдержал и засмеялся:
— Что же вы замолчали? Продолжайте агитировать нас. Может, вам удастся…
Толстяк совсем растерялся, не зная, как вести себя. Наконец встал из-за стола и попытался закончить разговор миролюбиво:
— Давайте не будем больше говорить о политике. Каждый может иметь свои убеждения. Главное, чтобы поляк любил и уважал поляка. Верно? Тогда не пропадем. Чайку выпьете?
— Оказывается, не такой уж он и добрый, — пробормотал Брыла, когда владелец ресторанчика скрылся за дверью. — Что же касается политики…
Лицо Мешковского сразу приобрело скучное выражение. Брыла заметил это и сказал:
— Вижу, что разговоры на политические темы наводят на вас скуку.
— Откровенно говоря, да, — признался Мешковский.
Разговор прервался, когда появился хозяин с подносом, на котором стояли чашки с чаем. Теперь толстяк стал поразительно молчалив. Коротко сообщил гостям, что все готово и они могут идти спать.
— Прошу прощения за неудобства, но все комнаты заняты. Я и так пустил вас только потому, что вы — военные.
Когда они закончили ужин, он проводил их в небольшую комнатку на втором этаже, где стояли кровать и большой старинный диван. Только глянув на них, офицеры почувствовали, насколько они устали.
Мешковский быстро разделся, умылся и лег в постель. Чистое накрахмаленное белье приятно холодило тело. Он с наслаждением вытянулся и радостно воскликнул:
— Да, а жизнь все-таки прекрасна!
Брыла раздевался медленно, думая о чем-то. Склонившись над умывальником, он вдруг спросил:
— А кто вы, собственно говоря?
Мешковский, уже засыпая, неохотно открыл глаза и взглянул на Брылу.
— В каком смысле?
— Ну, в политическом…
Мешковский улыбнулся и запел:
— «Я беспартийный, я человек…»
— Нет, кроме шуток. Я серьезно спрашиваю. Никак не могу вас понять. Вроде бы демократ, производите впечатление честного офицера, искренне связанного с нами, и вдруг брякаете такое, что уши вянут, наподобие того, что разговоры о политике наводят на вас скуку. Попробуй разберись, кто вы такой.
Брыла подошел к кровати. Даже забыл смыть мыло с лица и шеи — так хотелось ему поспорить с Мешковским, но из этого ничего не вышло. Тот посмотрел на хорунжего сонными глазами, демонстративно отвернулся к стене и накрылся с головой одеялом. Засыпая, пробормотал:
— Давайте оставим политику на завтра. Я очень хочу спать…
Брыла пожал плечами и пошел умываться.