Я лежал на траве, под голову мне подсунули что-то мягкое. Голоса звенели надо мной, вопрошающие и озабоченные:
— Как это случилось?
— Уже вызвали «Скорую»...
— Все, что ему нужно, это чашка горячего крепкого чая...
— Как ужасно, что ваши друзья...
— Вы слышите? Как вас зовут?
Я не отвечал. Не было сил. Обойдутся и без меня. Не надо двигаться и сопротивляться... Пусть старый враг алкоголь получит все, что от меня осталось.
Закрыл глаза. Мир быстро отступил куда-то.
— Он потерял сознание, — произнес чей-то отдаленный голос.
В ту секунду это было неправдой. Но еще через мгновение именно это и произошло.
Я находился в длинной, плохо освещенной комнате, тесно уставленной рядами кроватей, на которых лежали неподвижные тела в белом. Я, тоже в белом, был втиснут в узкую и жесткую, как цемент, койку. В голове, торчавшей из-под одеяла, стучало и звенело, словно к уху приставили паровой молот. Детали ночного кошмара постепенно превращались в удручающую реальность. И вот результат: больничная палата, все тело в синяках и тяжелейшее похмелье.
Приподняв руку, я взглянул на часы. Без десяти пять.
Даже это слабое движение отдалось болью во всем теле. Я тихо опустил руку на простыни и попытался снова погрузиться в сон.
Не получилось. Слишком много проблем. Слишком много потребуется объяснений. Надо решить, где можно говорить правду, а где следует несколько исказить факты. Для этого необходимо иметь ясную голову, а не вязкую трясину вместо мозгов.
Попробуем по порядку восстановить события вчерашнего вечера. Интересно, чем бы закончилась поездка в «Роллсе», если бы я не был так пьян. В странном оцепенении вспомнил, как Росса и Вьерстерода вытаскивали из воды. Если они погибли, в чем я почти не сомневался, то я, и никто другой, виноват в их смерти. Самое ужасное, что и это мне безразлично.
Стоит закрыть глаза, и в них снова начинает вертеться эта проклятая карусель, и шум в голове становится невыносимым.
В шесть утра больных разбудили, и палата огласилась кашлем, скрипом кроватей и воркотней. На завтрак принесли паровую треску и стакан слабого чая. Я попросил воды и чего-нибудь от головной боли и с сочувствием вспомнил о знакомом, говорившем, что не выносит таблеток Алка-Зельцер, потому что они какие-то очень уж шумные.
Палата была оборудована телефоном на контактных роликах, но, несмотря на самые настоятельные просьбы, мне не удалось добраться до него раньше половины десятого. Я сунул в аппарат монетки, извлеченные из мокрых брюк, и позвонил Тонио. К счастью, он оказался у себя в приемной и секретарша немедленно позвала его, когда я объяснил, кто звонит.