на путях любви к размышлениям, т.е. философии. Но в человеческой природе этот путь совершается далеко не всегда от чаемого ("Чаю воскресения из мертвых, и жизни будущего века").
Антиномия "чаемого" и "восхищаемого" пронизывает мир человека и кафоличности. С одной стороны, вера христиан, основанная на Священном Писании, в котором предвосхищается все то, что, могли и могут сказать мудрецы человеческие: " Один из книжников, слыша их прения и видя, что Иисус хорошо им отвечал, подошел и спросил Его: какая первая из всех заповедей? Иисус отвечал ему: первая из всех заповедей: слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, – вот первая заповедь! Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной большей сих заповеди нет".
Однако, например, в Журнале Московской Патриархии говорится:" Сердце есть средоточие всякого духовного и даже интеллектуального действия человека".
Но какого же "действия"? Ведь сказано: " Добрый человек из доброго сокровища сердца своего выносит доброе, а злой человек из злого сокровища сердца своего выносит злое, ибо от избытка сердца говорят уста его".
Само же "сердце" никак не может служить гарантией истины, ибо сказано: " из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления – это оскверняет человека;". И к этому можно добавить выражение Блеза Паскаля, вступившего в секту янсенистов: "Бог познается только сердцем" . Отсюда вполне справедливо следует, как указал Сам Христос, что Бог открывается и сердцу, и мысли, и "крепости"ѕ Труду. Вот почему Наука, действуя свободными помыслами, не впадает в соблазн, когда продлевает жизнь людей, искусственно оплодотворяет или клонирует, а по воле Святого Духа конструирует по образу Божию ситуации творчества, никогда не достигая Божественного Совершенства без благодати, которая постигается лишь апофатическим путем. Вот почему "воскресение предков по философу Федорову" лишь восхищаемо, но не чаемо.
И дело здесь вовсе не в мудрых замечаниях, опубликованных в свое время А.М.
note 1:
" Сочувственные и даже восторженные отзывы об учении Н. Ф. Федорова, принадлежащие Ф. М. Достоевскому, Вл. С. Соловьеву, А. А. Фету, не говоря уже о работах его учеников и последователей, всеобщее убеждение в безупречных нравственных качествах мыслителя при труднодоступности (до недавнего времени) его сочинений создали вокруг его имени атмосферу почтительности и некоторой загадочности.