" именно по милосердию и любви получения чаемого через благодать Святого Духа не может рассматриваться иначе, как низведение "ментальности"ѕ "духовности" в "Оправдании Добра" до категорий "диалектического материализма", лежащего, уже само собой, за пределами рассматриваемого апофатического метода синтеза с его алогичностью, т.е. Чудом. Тем не менее, остается фактом сам принцип такого подхода Вл.С.Соловьева, который наиболее ярко в плане окончательного низведения категории "милосердия" до текущего греховного понимания человеком иллюстрирует эту категорию, низводя ее до буддийского понимания Арья-девой, который сразу же был охвачен нирваной, как только "часть своей плоти поделил между голодными червем и собакой", а все дальнейшее рассуждение явно иллюстрирует прагматический характер самой категории "милосердия": "Так, известен типичный рассказ про одного из апостолов буддизма — Арья-деву. Подходя к одному городу, он увидел раненую собаку, которую заедали черви. Чтобы спасти собаку, не губя червей, Арья-дева положил их на отрезанный кусок от собственного тела. В эту минуту и город, и собака исчезли перед его глазами, и он разом погрузился в нирвану. Такое деятельное самопожертвование из милосердия ко всем живым существам, составляющее яркую отличительную черту буддийского нравоучения, не может, однако, быть логически согласовано с основным началом буддийского мировоззрения — с учением о безразличии и пустоте всего. Конечно, жалея всех одинаково от Брамы и Индры до червя, я не нарушаю принципа безразличия; но как только чувство всеобщего сострадания переходит в подвиг спасения, так уже нужно проститься с безразличием. Если бы вместо собаки с червями Арья-дева встретил человека, страдающего от заблуждений и пороков, то милосердие к этому “живому существу” потребовало бы от него не куска мяса, а слов истинного учения, тогда как обращаться с разумными увещаниями к голодному червю было бы не менее нелепо, чем кормить своим мясом сытого, но заблуждающегося человека. Итак, однако милосердие ко всем требует не одинакового, а совершенно различного, деятельного отношения к тем или другим из них. Это различие оказывается не призрачным и для буддиста, так как и он, конечно, согласится, что если бы Арья-дева не различал червя и собаку человека и страждущим животным предлагал бы читать душеспасительные книжки, то едва ли бы он мог совершить какой-нибудь подвиг и заслужить нирвану.
Итак, вместе с милосердием всеобъемлющим необходимою становится правда, различающая и каждому воздающая свое: кусок мяса животному и слово духовного пробуждения существу разумному.