– Я не Розалинда. И не имею ни малейшего желания жить той жизнью, которой живет Розалинда.
– Почему? Это гораздо интереснее, чем быть домохозяйкой.
– Нет. Это ты так думаешь.
Мы вернулись в комнату и сели пить кофе.
– Я знаю, что не следует говорить очаровательной девушке, что она очаровательна. Так в чем проблема?
– Никаких проблем, – ответила я, стараясь сдержать раздражение. – Просто я сделана не из того материала, что Розалинда. Если бы мне хотелось пойти в кинематограф, я запросто пошла бы. Всем известно, что агент Розалинды и ее друзья довольно часто приглашали меня. Но это совсем не мое. Я была няней.
– Я знаю. – На некоторое время в комнате воцарилась напряженная тишина, а потом Майлз продолжил: – Из того, что говорит Гарриет, я сделал вывод, что ты не видишь для себя возможности вернуться к этому.
– Мне не нравится, когда задают вопросы о моей личной жизни. – Я поставила чашку.
– Дженни, – он накрыл мою руку своей, – не забывай, мне известно, через что ты прошла. Мы не говорили о тебе, я просто поинтересовался, не считает ли Гарриет, что ты можешь сниматься в кино. Роль в этом новом фильме – великолепный дебют для начинающей актрисы, и, думаю, я мог бы получить ее для тебя.
Я подумала, что Майлз слишком переоценивает свою влиятельность, но удержалась от высказывания этой мысли вслух, а вместо этого спокойно возразила:
– Я не актриса, так что давай забудем об этом.
– Розалинда тоже не актриса, – холодно заметил он, и я, взглянув на него, подумала, что если они еще остаются любовниками, то у них, несомненно, не все так гладко – или, возможно, Майлз не такой плохой актер, каким я его считала. Пожав плечами, он закончил разговор о Розалинде и перешел к другой теме. – Вчера вечером ты серьезно говорила об этом парне, с которым познакомилась в «Санта-Луции», или просто забрасывала удочку?
– Нет, я говорила серьезно.
Он удивленно поднял брови и заговорил еще протяжнее:
– Выйти замуж за кого-то, с кем знакома всего неделю? Ты определенно сумасшедшая.
– Ну и что?
– Я всегда считал, что в тебе есть не только то, что видит глаз, – хрипло рассмеялся Майлз. – Тогда на вечеринке у Фила… только ты не интересовалась. – Он медленно поставил чашку. – Но, может, теперь заинтересуешься. Через неделю мы могли бы славно проводить время.
И прежде чем до меня дошло, на что он намекает, Майлз с силой заломил мне руки за спину, навалился на меня всем своим весом и прижался губами к моему рту. Я отчаянно боролась, но чем сильнее я сопротивлялась, тем настойчивее он становился. Его язык уже был готов протиснуться в мой рот, когда я услышала спокойный голос Фила: