– Туда, – сказал я и ткнул большим пальцем за спину, в шикарную полированную дверь красного дерева. – Все вопросы – туда, господин адвокат.
Розинер кивнул. Кажется, он понял… Я прошел мимо секретарши, вышел в пустой коридор с рядом дверей слева и рядом окон – справа… Я спустился по мраморной лестнице с ковровой дорожкой, прижатой медными прутьями, и вышел в холл. Охранник с горящей птицей на черной униформе разговаривал по телефону. Я постучал по стеклу его кабины. Он обернулся, доброжелательно кивнул мне и нажал кнопку. На стойке турникета вспыхнул зеленый свет.
Я вышел в солнечную невозможность. В шум улицы и запах улицы. Улица была живой. Это только из утробы «Феникса» она казалась дном ущелья, где всегда сумерки.
Я постоял, вдыхая бензиновый чад, глядя на идущих мимо людей. Потом я посмотрел наверх и нашел на чердаке третье окошко слева… Ещё выше было небо с синевой, голубями и белыми кудряшками облаков.
Я сунул в рот сигарету и двинулся к своей ' «антилопе». Я сел в раскаленное нутро салона и стал смотреть на черную зеркальную дверь. Золотая птица Феникс горела так, что резало глаза. Через три сигареты я понял, что жду напрасно…
***
Петрухин вышел из «Феникса», когда Купцов пустил движок и уже собирался выехать со стоянки. Он сидел, развернувшись назад в три четверти оборота, выжидая «окно» в потоке транспорта и появления партнера не видел. Петрухин подошел и постучал костяшками пальцев по стеклу. Купцов резко повернулся:
– Тьфу, дурак! Напугал…
– Пугливый ты, смотрю, стал, – сказал Димка, шлепаясь на пассажирское кресло. – Ты чего в бутылку лезешь, Леня?
– Я не лезу в бутылку.
– Да? А мне показалось…
– Тебе не правильно показалось, Дима.
– Послушай, Лень… Объясни мне по-русски: чего ты хочешь?
Купцов заглушил движок, посмотрел на напарника сбоку:
– Я хочу себя уважать.
– А я, по-твоему, что…
– Стоп! – перебил Купцов. – Про тебя я ничего не говорил. Ты спросил: чего я хочу? Я ответил: хочу себя уважать. Не хочу быть шестеркой бессловесной.
– Даже за большие бабки? – с иронией спросил Петрухин.
Купцов, будто бы и не замечая иронии, ответил:
– Даже и за большие бабки, Митя.
– Понял. А я, Ленчик, по-твоему, что – не хочу себя ува…
– Стоп!
– Не перебивай! – заорал Петрухин. Купцов посмотрел изумленно. От крика черно-фиолетовая сторона лица Петрухина исказилась… Дмитрий, видимо от боли, поморщился.
– Да что ж это за беда? – сказал он. – Ведь одни мудашевы кругом. Плюнул – в мудашева попал! И никакого просвета.
Петрухин горестно покачал головой и вжикнул «молнией» сумки.
– На, – сказал он и шлепнул на «торпеду» видеокассету.