К моменту моего прихода в разведывательное бюро [41] Генштаба шифрование было оценено вполне как необходимое средство сохранения тайны в неприкосновенности. Шифровали и дешифровали много, но совершенно не занимались раскрытием иностранных шифров. Лишь после продолжительных поисков мне удалось найти один далеко запрятанный в старых делах русский консульский шифр. Срок его действия истек, и для моей работы он был, к сожалению, непригоден.
После этого перехватывание радиограмм, передаваемых радиостанцией Антивари и предназначенных для последней, производившееся нашими военными кораблями с 1908 г., предоставило в наше распоряжение целый ряд иностранных шифрованных сообщений. Кабельную связь тоже было возможно подслушивать. Дешифрование было чрезвычайно интересно. С огромным рвением принялся я за трудную работу, которая была настоящим сизифовым трудом, вследствие малого количества лиц, умеющих читать, а также вследствие обусловленного этим страшного перевирания текста. Постепенно, однако, наметился успех. Служба подслушивания, при помощи телеграфа и телефона, введенная в связи с усилившейся агентурной работой против Сербии, тоже давала обильный материал, причем разведывательный пункт в Сараево отчасти разгрузил меня от дешифрования. Однако работа все увеличивалась, и я едва мог с ней справляться наряду с остальной моей деятельностью.
Работа стала совершенно невозможной, когда после очень беспокойного лета, в связи с Агадирским инцидентом, Италия осенью привела в исполнение свои планы в отношении Триполи. Еще 23 апреля 1911 г. главней разведывательный пункт Инсбрука сообщил о предстоящем уходе неаполитанского корпуса в Африку. Военный атташе в Риме, полк. Митцль, заявил, что это праздное измышление. В это время антагонизм между графом Эренталем и ген. фон Конрадом зашел так далеко, что первый, как стало известно позднее из одного сообщения военного атташе в Константинополе, дал задания своим послам — по возможности скрывать от военных атташе данные о политических событиях, чтобы затруднить им доклады начальнику генштаба. Вскоре после этого Инсбрук дал подтверждающее сообщение, а 11 мая даже утверждал, что дело будет идти о Триполи. В начале сентября от одного из агентов пришло такое же сообщение, 11 сентября, и морской разведывательный отдел знал об этом, а полк. Митцль, по данным ему в Риме сведениям, все еще продолжал считать это уткой. Тем не менее, он уговорил посла дать [42] консульствам указания о более строгом наблюдении. Консульство в Неаполе правильно сообщило 22 сентября о признаках сосредоточения войск. Только теперь генеральный секретарь итальянского внешнего отдела признал наличие триполитанской экспедиции. 23 числа, после неожиданного предъявления Турции ультиматума, началась война.