— Можно не поверить…
— Нет. Нельзя не поверить, — легко усмехнулся Маршан.
— Можно, — упрямо повторил Роман. — Поскольку мой брат… в тюрьме и ему грозит гибель… поскольку обвиняют его в экономической контрреволюции, в том, что он срывал переговоры о покупке бриллиантов — в частности, вашей фирмой, — я предпринял свои шаги. Огюст больше не живет по своему адресу, а находится там, где мне это выгодно, мсье…
Маршан потер щеки, лицо его сделалось угрюмым и жестким, и улыбки на нем не было.
— Вы пришли шантажировать меня?
— Я пришел спасать брата.
— Вы избрали странный способ для его спасения. Зачем вам потребовалось изымать Огюста?
— Затем, чтобы он дал показания, когда, сколько раз и что именно он передавал вам от Яши.
— Эти данные совершенно достаточны для того, чтобы Якова Савельевича расстрелять… А если бы это было у нас, в цивилизованном мире, — гильотинировать.
— Разве я сказал, что собираюсь эти данные передавать в Москву?
— Не передавая их в Москву, вы нарушаете свой долг, вы преступаете закон и становитесь изменником.
— Вам очень хочется, чтобы я передал эти данные?
— Нет, мне этого не хочется.
— Правильно. Репутация в вашем деле — основа успеха.
— В вашем тоже.
— Вот и уговорились: вы не трогаете мой долг, а я — вашу репутацию. Теперь пропозиции ясны?
— Теперь — да. Но отчего вы не боитесь меня? Не меня, — он деланно улыбнулся, — а хотя бы моего телохранителя?
— А почему вы думаете, что я не подстрахован?
— Хорошо. Ясно. Чего вы хотите?
— Единственно одного — сохранить жизнь Якову. Его обвиняют не только в хищениях бриллиантов — это еще надо доказать; его обвиняют в том, что он мешал Наркомвнешторгу заключать сделки на продажу бриллиантов и находился в сговоре с вами — с самым мощным торговцем драгоценностями. Я хочу, чтобы вы завтра же посетили Литвинова и выразили удивление, отчего Москва не отвечает на три ваших письма, в коих вы предлагаете вступить в прямые переговоры с Наркомвнешторгом на взаимовыгодных условиях. При нашей бюрократии в версию трех писем могут поверить. Во всяком случае, в это удобно поверить, когда в Гохране взяты почти все оценщики.
— И… Пожамчи?
— Конечно.
— В вашем предложении не сходится лишь мелочь: я действительно писал в Москву, я предлагал торговые переговоры, но я называл в качестве контрагентов Пожамчи и Шелехеса.
— Наоборот. Это подтверждает мою позицию. Наверняка Литвинов или Старк осторожно пустят в вас шар: «Шелехес и Пожамчи уехали в командировку — так что, видимо, вы, господин Маршан, решите дождаться их возвращения».
— Ну отчего же, господин посол, я готов войти в контакт с представителем любого компетентного русского ведомства, и не мое право определять состав торговой делегации, просто в лице господ Пожамчи и Шелехеса вы имеете высокого класса специалистов, — начал подыгрывать Маршан, — которые смогли бы защищать интересы вашей страны…