Уолтер-Брайтон снова отхлебнул пива и в тишине, которая была еще более явственной оттого, что под потолком мерно крутились лопасти пропеллера, разгонявшие влажный горячий воздух, добавил:
— А мои соплеменники во Вьетнаме… Я не думаю их оправдывать, спаси меня бог, это позор Америки. Что же касается новых нацистов в Германии, то это ваша забота, дорогой Люс. Я свое отбомбил в сорок пятом. Мы помогли стереть с лица земли Гитлера. Так отчего же сейчас снова появились гитлеровцы? Случайность? Или закономерность?
6
В вестибюле отеля Люса ждали журналисты.
— Что вас будет интересовать? — спросил он. — Подробности берлинского дела? Тогда разговор у нас не пойдет — об этом уже писали наши газеты.
— Вы сейчас в Азии, — заметил высокий молодой китаец с диктофоном на плече. — Мы не любим резкостей сначала, мы, впрочем, умеем быть резкими в конце. Почему вы решили, что нас интересует берлинское дело? Нас интересуете вы — художник Люс.
— Режиссера легко купить, сказав ему на людях, что он художник, — вздохнул Люс. — Мы все страдаем комплексом неполноценности, который замешан на избыточности честолюбия в каждом из нас.
— Значит, поговорим? — улыбнулся журналист и обернулся к коллегам: — Пошли, ребята, Люс зовет нас.
Они спустились в темный бар; глухо урчал кондиционер, было прохладно, и Люс отчего-то вспомнил тот бар в Ганновере, где собрались старички из «лиги защиты чистой любви», и подумал, как давно все это было и каким он тогда был другим.
— Мистер Люс, я представляю газету «Дейли мэйл», меня зовут Ли Пэн, — сказал пожилой, в шелковом черном костюме, седоватый человек, — мне хотелось бы спросить вас: почему вы пришли в искусство?
— Вопрос ваш необъятен. Мне трудно ответить на ваш вопрос. Вообще-то, я не умею говорить. Хорошо говорят поэты и критики… Видимо, человека приводит в искусство желание самовыразиться. Весь вопрос в том объеме информации, которым начинен человек. Что он может выразить? Исповедь хороша, если с ней пришел в мир Руссо. Или шофер, который отдаст себя в руки биофизиков, чтобы те записали на магнитофонную ленту, что живет в нем ежеминутно. Человек весь соткан из противоречий, в нем легко уживается зло с добром. И он, человек, всегда склонен видеть в себе добро. Я не хотел обидеть шофера, простите меня.
— Мистер Люс, вы сказали о комплексе неполноценности. Каждый художник страдает им?
— Категоричность вопроса предполагает категоричность ответа, а я не знаю, что вам ответить. Не просите меня отвечать за всех. Было бы замечательно, научись каждый отвечать за себя.