При каждом движении Эдме искрящееся созвездие её платья дрожало и переливалось. Госпожа Пелу не пожелала расстаться ради семейного обеда со своим костюмом с кожаными пуговицами, а Камилла де Ла Берш – с головным убором сестры милосердия, который делал её похожей на слегка обросшего щетиной Данте. Дамы примолкли от жары, Ангел молчал по обыкновению. Горячая ванна и холодный душ взбодрили его, но блики яркого света высвечивали впадины щёк, и он сидел с опущенными ресницами, стараясь скрыть круги под глазами.
– Ангел у нас сегодня выглядит на шестнадцать лет, – грянул вдруг ни с того ни с сего бас баронессы.
Никто не отозвался, и Ангел поблагодарил её лёгким поклоном.
– Давненько я не видала его таким осунувшимся, – продолжала баронесса.
Эдме чуть заметно нахмурилась.
– А я видала, и не так давно. Во время войны!
– Да, да, – тоненько продудела Шарлотта Пелу. – Господи, какой он был исхудавший в шестнадцатом году в Везуле! Эдме, детка, – добавила она без всякой связи, – я видела сегодня сами знаете кого, всё идёт превосходно…
Эдме покраснела с видом скромницы, что ей совершенно не шло, и Ангел поднял глаза:
– Кого это ты видела? И что идёт превосходно?
– Пенсия для Трусселье, моего подопечного, которому ампутировали правую руку. Он выписался двадцатого июня… Твоя мать занимается им в отделе инвалидов войны при Министерстве обороны.
Эдме ответила не задумываясь, устремив на него спокойный взгляд золотистых глаз, однако он знал, что она лжёт.
«Об орденской ленточке для неё – вот о чём они толкуют. Что ж, в конце концов, бедная девочка заслужила…»
Эдме лгала ему в присутствии матери и баронессы, и обе они знали, что она лжёт…
«А что, если грохнуть об стол графином?..»
Но Ангел не шевельнулся. У него не было сил, чтобы вскочить, замахнуться, их могла бы придать только страсть.
– Абзак покидает нас через неделю, – снова заговорила госпожа де Ла Берш.
– Это ещё не точно, – слегка оживилась Эдме. – Доктор Арно считает, что его ещё рано выпускать из-под присмотра. Только представьте себе, что будет, если он, вырвавшись на свободу с этой новой ногой, наделает глупостей… Ведь может начаться гангрена!.. Доктор Арно слишком часто сталкивался с подобным легкомыслием во время войны, поэтому…
Ангел внимательно посмотрел на жену, и она оборвала фразу на полуслове без всякой видимой причины. Эдме обмахивалась, как веером, розой с густыми листьями на стебле. Она жестом отказалась от блюда, которым обносили гостей, и облокотилась на стол. Вся в белом, с обнажёнными плечами, она, даже сидя неподвижно, всем своим видом выражала внутреннее удовлетворение, тайное любование собой, которые с головой её выдавали. Что-то оскорбительное сквозило в её нежном облике. Какой-то нескромный огонёк позволял распознать в ней карьеристку, которая жаждет достичь больших высот, но пока что достигла всего лишь успеха.