Однажды Варе и впрямь показалось, что жизнь её каждым своим днем и каждой минутой похожа на быстро мчащийся поезд: так же несется, спешит она по неписаному расписанию, будто боится куда-то опоздать… Она понимала, откуда это. Этот ритм, безостановочный, четкий, как перестук вагонных колес, задавала ей стройка, её напряжённая жизнь, у которой тоже были и свой график и свои сроки и которая тоже спешила.
Но было и другое. Было ощущение, что её собственная жизнь, невольно подчиняясь ритму стройки, движется, однако, как бы по другому пути. Путь этот — вот он, совсем рядом, даже платформа, новая, бетонная, с асфальтовым покрытием, одна, общая, но в каком-то месте, там, за выходными стрелками-автоматами, а может, дальше, за первым поворотом, он, её путь, уйдет в сторону, потому что у неё, у Вари, своя станция назначения. И это окончательно, бесповоротно.
Варя знает, рано или поздно наступит день, когда ей придется расстаться и со стройкой и с этими людьми. Первое время, месяц или два, она спокойно думала об этом, как можно думать о чем-то само собой разумеющемся, решенном раз и навсегда.
И время своего отъезда она уже установила для себя: может, в марте, а может, в апреле, никак не позднее. И это независимо от того, как пойдут дела. Словом, что бы ни случилось, она сядет в поезд и уедет домой, поживет там до августа, позанимается, подготовится к экзаменам, а там в Калинин, в институт.
Однако месяца через два ей стало ясно, что срок, который она установила себе — до апреля, — её вряд ли устроит. Нет, уехать, она, конечно, может, и никто, разумеется, не в силах её удержать. Но какой смысл? Уезжать со стройки на месяц-полтора раньше, чем будут закончены работы на их участке!
Уехать и не увидеть того, как все это будет…
Месяцем раньше, месяцем позже — какая разница. Конечно, она так и сделает: дождется этого дня, встретит Раису с Сашкой, а уж потом…
Однажды, уже в марте, Варя прибежала в поселковую больницу встречать тетю Лену. Болезнь наконец отступила. Все дни болезни тети Лены Варя, как штатная дежурная сестра, приходила к ней в палату, просиживала у постели часами. Не каждому позволялось такое, но Варя как-то сумела: на вешалке, где переодевались врачи и сестры, рядом с их халатами висел и её, Варин, халатик.
Первое время — целый месяц — было особенно трудно: не прекращались головные боли, давление то резко подскакивало, то падало вниз — «играло», как говорили врачи. В такие вечера Варя просто сидела возле Елены Георгиевны, с готовностью бросалась на помощь нянечкам и сестрам, и все, что приходилось исполнять, она делала сноровисто и легко, и скоро больные в палате обращались к ней: